Неравенство равных. Концепция и феномен ресентимента. Л. Г. Фишман

стать князьями церкви или – в Англии – пэрами), но при этом их статус и имеющиеся права были юридически зафиксированы, и в этом смысле бастарды были узаконены»[61]. Такое двусмысленное положение не позволяло бастардам законно претендовать на высшие места в социальной иерархии[62]. Тем не менее и после XII века бастарды нередко добивались высокого положения. Например, английская королева Елизавета I была рождена в браке, но отец позже назвал ее незаконной дочерью. Бастардом был португальский король Жуан I, прозванный Великим. Маргарита Пармская, дочь императора Карла V, которой были отданы в управление Нидерланды, со стороны матери имела очень скромное происхождение: горничная. Русская императрица Елизавета Петровна также не была рождена в законном браке. Бастарды имели шанс достичь своего силой, когда мятежная знать поддерживала их против законных наследников. Показательно, что в произведениях вроде французской эпической поэмы «Рауль де Камбре» и других текстах бастардами оказывались самые любимые и почитаемые герои – например, король Артур и Карл Великий[63]. Позже манифест такого рода настроений прозвучит из уст Эдмонда, побочного сына Короля Лира:

      Побочный сын! Что значит сын побочный?

      Не крепче ль я и краше сыновей

      Иных почтенных матерей семейства?

      За что же нам колоть глаза стыдом?

      И в чем тут стыд? В том, что свежей и ярче

      Передают наследственность тайком,

      Чем на прискучившем законном ложе,

      Основывая целый род глупцов

      Меж сном и бденьем? Да, Эдгар законный,

      Твоей землей хочу я завладеть.

      Любовь отца к внебрачному Эдмонду

      Не меньше, чем к тебе, законный брат,

      Какое слово странное: «законный»!

      Ну ладно, мой законный. Вот письмо,

      И если мой подлог сойдет успешно,

      Эдмонд незнатный знатного столкнет.

      Я в цвете сил. Я подымаюсь в гору.

      Храните, боги, незаконных впредь![64]

      Не проявляется ли таким образом исторически первая, аристократическая форма ресентимента, когда самым любимым и достойным объявляется ущемленный в правах, но в конечном счете добивающийся своего бастард? И не отсюда ли вытекает «ресентиментное» представление, что возвеличивать надо исключительно по заслугам, а не по происхождению, – представление, которое позже станет идеологическим оружием в руках противников наследственных привилегий? Несмотря на то, что положительные ответы на эти вопросы кажутся нам обоснованными, ожидаемо возражение следующего характера. Не смешиваем ли мы здесь разные, хотя и близкие явления: ресентимент (ressentiment), с одной стороны, и чувства негодования и обиды (resentment) – с другой?[65]