там такая тетя Оля. Удачно было то, что именно с ней у Юрки давно сложились дружеские отношения – всегда она его привечала, чем-то он ей, видно, по сердцу пришелся. Юрка не замедлил свою репутацию упрочить – помог выполоть три грядки в огороде, а к концу дня преподнес в подарок несколько штук плотвы и подлещиков, которых наловил с мостков. Тетю Олю так тронуло Юркино внимание, что вечером пригласила угоститься той самой жареной рыбкой, и еще выставила крынку молока.
За ужином пошла у них долгая беседа. Тетю Олю и не надо было особенно расспрашивать про Федулыча; стоило лишь упомянуть его имя, сама стала рассказывать.
Выяснилось, что Федулыч – любимый ее двоюродный брат, и сам напросился к ней сюда в гости. Напросился потому, что воевал в этих местах, и, то ли к концу войны, то ли сразу после, оказался в теперешней Петровской усадьбе у Залива. Очень уж хотелось ему опять здесь побывать – сказала тетка.
– А почему? Что тут такого особенного? – Юрка спрашивает.
– Он, приехавши, выпил маленько – говорит тетя Оля – и сообщил мне, под большим секретом, что ценность важная у него здесь хранится. Там, повыше, на песчаной горочке – так он рассказывает – стоял дом, где жили двое стариков и одна молоденькая. Красивая, говорил, девушка. Говорил даже, как и звали, да я не запомнила. Да и сами эти… хозяева ничего, спокойные. Не наши, местные, еще уйти не успели. А он был в каком-то дозоре, что ли, или разведке, да не один, а с двумя, тоже вроде солдатами. Расположились они в нашей вот усадьбе, где мы с тобой сейчас; он в доме, потому как между ними главный, они на сеновале. Как-то вечером подпили, судачат о том, о сем, и эти два-то его напарника говорят, что, мол, надо бы завтра хозяев домика того на горе пощупать – ну, в смысле вещей дорогих или денег, и вообще, так сказать, подзаняться ими серьезно. Тут мой Петька и порешил их объегорить. Напоил к вечеру в хлам, а за ночь, пока они дрыхли, все делишки, говорит, в том доме, как надо, сам и обделал.
Тут Юрка к ней: – Как это… обделал?
Она наклонилась, глаза выпучила и шепотом: – Вот и я, миленький, его пытаю: Как же это? А что ж хозяева?
Посмотрел на меня, хмыкнул: Что хозяева? Исчезли хозяева. Да не трясись ты, говорит, как мокрая курица. Эх, Олечка, меня война всякому обучила… из разных положений выпутывался… тебе ни к чему. Так и тут – ни следочка, комар носу не подточил.
Мне, знаешь, Юра, прямо дурно стало. Говорю: Ты хоть Богу-то молишься?
Будто не слышит, в окно смотрит. Потом тихо так:
– А самую ценную вещь так запрятал, ни одна ищейка не найдет. На первое время, от своих обормотов.
Приходим, говорит, утром – пусто, никого нет, двери нараспашку. Дом обыскали, по всем сусекам полазили – кроме постельного белья, да шмоток, ничего. Ух, и бесились мои недоумки, ух и матерились, и я вместе с ними, для виду. Думал, пережду день-два, а не вышло. На завтра пришла машина, приказ, и вперед, ребята! Так и бросил, до сего времени.
Петя ведь у меня, Юрочка, контуженный. Большая-то война на том не закончилась. Перебросили его на запад, куда-то к Польше или