воскресенье утром пошла за советом к Амалии Петровне, жившей в противоположном конце села. Шла, оглядываясь: «А если следят?»
– О-о! Кто пришёл! Какими судьбами? – удивилась она, открывая дверь.
– Извините, но мне очень надо…
– Случилось что?
– Мне нужен ваш совет – наедине.
Она проводила детей в горницу, и мы остались в прихожей-кухне вдвоём.
– Амалия Петровна, я Сталину письмо написала…
Она повела бровями.
– Хотелось бы вашего совета… нужно отсылать или нет?
– Ты настолько мне доверяешь?
– Да.
– Может, скажешь, что произошло?
– Прочитаете – и всё поймёте.
– Ну, хорошо.
Читая, она улыбалась, кивала в знак согласия, возвращалась к написанному и опять читала. Отложила листы и выдохнула:
– Ну и ну! Не ожидала от тебя… не думала…
– Что? Глупо? Смешно?
– Да нет, не о том я – считала тебя глупенькой, маленькой, а ты вон что выкинула! Оказывается, у тебя взрослая, зрело и серьёзно мыслящая головка!
Я облегчённо вздохнула.
– Очень хорошее письмо! Ты пишешь только о себе, своих мыслях, чувствах. Немножко наивно, но это и хорошо! Замечательно, что чувствуется детская душа! Никого из взрослых, даже коменданта, не называешь… Если бы написала по-другому, было бы похоже на предательство. А здесь предательством и не пахнет!
– Так надо посылать или нет?
– О-бя-за-тельно надо! Нам, взрослым, нельзя, тем более учителям. Вам, детям, можно, вам простительно. Пусть знают!
– Спасибо, Амалия Петровна, только я адреса не знаю.
– Напиши: Москва, Кремль, товарищу Сталину.
– И дойдёт?
– Должно. Хорошо бы с уведомлением, но не отправят, – и, раздумывая. – Кто его знает?
– А что такое «уведомление»?
– Это почтовая открытка такая. В ней адресат должен расписаться, что письмо получено. Конечно, не сам Сталин распишется, а кто-нибудь из канцелярии. Знаешь, отправь лучше заказное письмо!
От Амалии Петровны вышла я окрылённая, почти успокоенная. Зашла на почту, попросила уведомление и отправила заказное письмо. Почтальонша в тёмной шали проводила меня подозрительно.
…Уведомление принесли на второй уже день. Увидела на нём какую-то каракулю и выловила на перемене Амалию Петровну. Испуганно озираясь, она его в руки не взяла – мельком взглянула и быстро заговорила:
– Убери, затолкай поглубже в рукав! Иди рядом, будто о школьных делах разговариваем. Шепоток пронёсся по учительской… о каком-то письме говорят… Я сразу догадалась. Будь осторожна. Уведомление, конечно, в Москве не было, письмо задержали. Слышала обрывок разговора: «Не могла она одна это написать!» Переполошились все. Не обижайся, Тоня, но к нам пока не ходи. До свидания.
Любимица учеников, жизнерадостная и весёлая Амалия Петровна была озабочена! Это впечатляло… Я многого не понимала, об идеологии понятия не имела, только удивлялась, почему мама никогда не разрешала заворачивать