от праздности, я включил дома «ящик» и тут же увидел Умберто Эко. Вначале показали Публичную библиотеку, где писатель читал открытую лекцию, и толпы слушателей, ловивших каждое слово. Показ закончили красноречивым кадром: раздавленная стеклянная витрина в лекционном зале, на которую взгромоздился некий жадный до информации студиозус.
Репортаж из Дома журналистов начали с вопроса Дятлова. Мелькнула кислая физиономия Брандта (меня почему-то отсекли), после чего Эко заговорил о босоногом детстве, когда он запоем читал русских классиков. «Интересно, – подумалось вдруг, – а Гоголя в Италии так же встречали?» Насколько я знал, в его честь чепчики в воздух не бросали и витрин в римской библиотеке не давили. У нас же сплошная кумирня, и я тут не был исключением. То есть я уже решил: если заработок накрылся, то хотя бы автограф получу.
Но для начала следовало огорошить Мосину, на чьем пути встали молдаване со своим винным демпингом.
– Не берут, говоришь? Дорого? Ну да, ну да… А сам что сейчас делаешь? С Умберто Эко пойдешь встречаться?! Слушай, заскочи на минутку, у меня на этот счет идея есть!
Как я и предполагал, Мосина о трех бутылках даже не вспомнила, зато выдала такое! В общем, у нее возникла идея поставить «Маятник Фуко» на театре, что должно было произвести эффект разорвавшейся бомбы.
– Постой, но это ведь проза!
– Ерунда, мы с тобой в два счета превратим ее в драматургию.
– Ну, если в два счета… А о чем это? Ты хоть читала?
– Слышала. То есть примерно представляю: тамплиеры, масоны, каббалисты… Публика от всего этого визжать будет!
– А деньги? – ехидно спросил я. – Сама понимаешь: это ведь страшная сила. А кто их даст под твоих тамплиеров?
На лице Мосиной мелькнула торжествующая улыбка.
– Умберто Эко!
– Ты серьезно?!
– А что? Ты сегодня подойдешь, скажешь, что готовится постановка, и я уверена: он будет очень рад! Я проверяла: у нас пока никто его не ставил, мы будем первыми!
У меня вдруг заболел зуб. Я ничего не имел против Мосиной, она была далеко не бездарной, но здесь я чувствовал: она на краю. Это было отчаянье, съехавшая крыша, жест утопающего, который хватается за соломинку (нужное – подчеркните). И верно: спустя минуту она уже хлюпала на моем плече, бормоча, мол, посетила Антона, тот совсем слабый, надо больше фруктов возить, а где деньги? И самореализации никакой, а от этого хоть в петлю, так что прости мои дурацкие идеи…
Она вытерла слезы.
– Ладно, бог с ним, с твоим любимым Эко.
– С чего ты взяла, что он у меня любимый?
– Я, может, Вампилова восстановлю, которого на Моховой делала.
– Да? А…
– Добудем как-нибудь деньги, не переживай.
Автограф, тем не менее, я по-прежнему хотел получить. Тамплиеры меня мало интересовали, и я приобрел небольшую (а главное – недорогую) книжку под названием «Пять эссе на темы этики».
На втором этаже Дома книги царило столпотворение. Даже в советские времена, когда выбрасывали в свободную продажу Дрюона и Дюма,