путы ослабли, а наши сердца наполнились жалостью. Молитесь настолько усердно, насколько это возможно, и тогда, может быть, вера преобразует реальность и чудеса, описанные в Книге книг, снова свершатся спустя две тысячи лет.
Стоило умолкнуть главному, как из-за крестов вышли двое с кнутами. Встав подле распятия, на котором висел мой попутчик, они размахнулись и с пронзительным свистом хлестнули его кожаными бичами, оставившими после себя две глубокие раны, из которых тут же хлынула кровь. Стекая по животу и ногам, она закапала в объёмную чашу из серебра, стоявшую у основания распятия.
Мужчина вскрикнул от боли. Никогда прежде не слышал я такого страшного крика. От него леденило душу и сердце замирало в груди. Корчась на кресте, он мгновение спустя отчаянно выгнулся телом так, что хрустнули позвонки. И тут же безвольно обмяк на гвоздях, казалось, лишившись сознания.
– Молись же, несчастный. Или будешь забит до смерти!
– Отче, иже еси на небеси, – плача, затараторил слова молитвы мужчина.
– Аллилуйя, – тотчас же проорал главный.
И снова оглушительно пропели кнуты, и две кровавые полосы, крест-накрест с первыми, появились на теле попутчика. Чудовищный вопль, а затем прервавшаяся было молитва возобновились опять.
Пытка продолжалась в течение нескольких страшных минут. Кнуты опускались на тело распятого с убийственной постоянностью, словно согласуясь с ритмом какой-то ритуальной мелодии. Они рвали тело мужчины в клочья, превращая его в кровавое месиво, и зал наполнялся тошнотворным запахом скотобойни. Сдирая кожу, кнуты обнажали гнойно-жёлтые пласты жира и багровые переплетения мышечной ткани, пока наконец в разверзнутых ранах не показались рёбра и склизкие нити кишок.
Казалось, это обезображенный труп, но не живое создание, однако мужчина продолжал не переставая молиться. Только вместо криков и страшных стенаний, с которыми из охрипшей глотки его вырывались святые слова, пришло неразборчивое мычание, становившееся с каждой секундой всё тише и отрешённее. Боль, по-видимому, была такой сильной, что, подобно ультрафиолетовому лучу света, вышла за пределы человеческого восприятия, и мозг несчастного перестал её регистрировать. Во всяком случае, я искренне в это верил, ведь мне предстояло пройти через те же самые муки. Милостивая природа должна была предвидеть те невыносимые пытки, которые способно применить одно существо по отношению к другому, и избавить его от ненужных страданий.
Но вот в глотке мужчины что-то забулькало. Он стал задыхаться. Кнуты опустились на его тело ещё раз. Однако распятый даже не вскрикнул. Молитва прервалась, и его голова безвольно упала на грудь.
– Аллилуйя, – проорал рептилоид, и двое служителей, те, что били мужчину кнутами, взявшись за массивные дужки, подняли чашу с кровью и поднесли её к кафедре, предлагая главному отведать деликатес первым.
– Наступил час пиршества, братья! – продолжал тот, обводя зал ничего не видящим от религиозного