мной стоял выбор высшего учебного заведения после окончания средней школы, он мягко, но настойчиво советовал мне выбрать исторический факультет Московского государственного университета, который служил для отца символом академического классического образования.
В своих литературных и музыкальных пристрастиях отец также был академичен и, как бы теперь сказали, старомоден. Он часто перечитывал Толстого и Чехова, очень любил исторические романы.
Кстати, я перенял от отца любовь к мелодраматическим, сентиментальным кинофильмам, которые мы часто смотрели вместе. Мама не очень разделяла этих наших увлечений, все-таки сказывалось то, что она училась в Гнесинском училище по классу фортепиано. Она любила по вечерам, сидя за бехштейновском роялем, подаренном ее отцом, играть сонаты Бетховена и Шопена, посмеиваясь над нашими увлечениями Клавдией Шульженко или Любовью Орловой. На всю жизнь я, как и мой отец, сохранил интерес и увлечение к фильмам со счастливым концом.
Не так просто писать сегодня о политических и идеологических пристрастиях отца. Естественно, он учился, формировался и трудился в советскую эпоху. На его отношение к жизни значительное влияние оказала война. Он был призван в армию в 1942 году и был направлен в престижное офицерское училище Верховного Совета (под Москвой), которое окончил в чине лейтенанта. Мы с мамой в то время были уже в эвакуации в Челябинске.
Позднее, уже после войны, отец рассказывал, что девизом офицеров, окончивших училище, были слова: «Меньше взвода не дадут, дальше фронта не пошлют». После окончания училища отец был направлен на Ленинградский фронт, где уже вскоре был ранен. После длительного лечения в ленинградском госпитале отец преподавал тактику в офицерском училище в освобожденной Гатчине. Для меня сам этот факт был весьма примечателен, в плане творческих возможностей отца – сугубо штатский человек сумел освоить военный предмет до такой степени, что преподавал его офицерам.
Возвращаясь к затронутой теме, отмечу, что отец всегда с большим волнением вспоминал свои военные годы и то, как он и другие участники войны защищали страну, и в этом был их патриотический долг.
Но одновременно уже в послевоенные годы отец испытал на себе (как я уже писал) идеологическое (и не только идеологическое) давление во время кампании по борьбе с космополитизмом, организованной сталинским режимом.
В последующие годы, когда отец уже был одним из руководителей библиотечного дела в стране, он, конечно, вписывался в общую систему советской политики. Он не был диссидентом, но для всех окружавших его людей всегда был образцом глубоко порядочного человека. Отец никогда никого не предавал, не участвовал ни в каких так называемых идеологических проработках, отстаивал принципы добра, справедливости, уважения иных взглядов и мнений.
Люди, работавшие под руководством отца, знали это, ощущая это в своей повседневной жизни. И все это вызывало у них уважение к отцу и желание работать вместе с ним.
Этот гуманизм,