логическим продолжением его программы внутренней экономической реструктуризации. «Наша перестройка неотделима от политики, направленной на наше полное участие в мировой экономике, – заявил он. – Мир лишь выиграет от открытия такого большого рынка, как в Советском Союзе»295.
Как и всегда у Горбачева, его риторика была внушительной, даже неотразимой. Без сомнения, советский лидер был готов присоединиться к G7. Но Буш Советов опасался. Их реформы еще не продвинулись настолько далеко, чтобы претендовать на место в топ-клубе свободных рыночных экономик296. И он видел, что советское участие будет выгодно лишь Москве. Впрочем, письмо Горбачева, широко цитировавшиеся в международной прессе, невозможно было игнорировать. Отсутствие советского лидера чувствовалось во время всего саммита, так же как это было во время визитов Буша в Варшаву и Будапешт. Да и Тяньаньмэнь тоже было еще одним призраком на пиру – в качестве зримого напоминания о том, что может произойти, если демократические перемены пойдут неверным путем.
После того как воскресным утром 16 июля саммит завершился, Буш коротко обменялся мнениями с Бейкером и Скоукрофтом, стоя на ступеньках посольства в Париже, обращенных в сад; они обсуждали собственные впечатления и обретенный опыт за прошедшие дни. Внезапно президент объявил, что наконец пришло время ему встретиться с Горбачевым. Он говорил об этом, как позднее вспоминал Скоукрофт, «таким образом, как он обычно делал, когда на что-то решался. Ни Бейкер, ни я не отговаривали его. Бейкер и раньше не был так решительно настроен против несвоевременной встречи с Горбачевым, как я, я теперь и не был так решителен в этом отношении»297.
Все выглядело как внезапный порыв, но на самом деле Буш обдумывал это на протяжении нескольких недель. Особенный импульс дали западные немцы. 6 июня в Овальном кабинете президент ФРГ Рихард Вайцзеккер предупреждал Буша о последствиях недавних волнений в Польше и Венгрии. «Будет полезно, если США проведут с Москвой закрытые переговоры о будущем Восточной Европы», – сказал он. Западноевропейские союзники сделают то же самое, основываясь, как он сформулировал, «на ценностях Атлантического альянса», и ФРГ станет действовать в этих рамках, чтобы избежать каких-либо суждений о проведении ею самостоятельной Восточной политики (Ostpolitik298). Позже Вайцзеккер вернулся к тому же самому пункту в разговоре, еще более откровенно предупреждая Буша о том, что «в международных отношениях Советы приближаются к таким временам, которые им совершенно неизвестны, и у них есть обоснованные опасения». Он твердо добавил: «Западу надо провести переговоры с Москвой, чтобы развеять эти страхи». Президент прямо на это ничего не ответил, но, переходя к Китаю, заметил, что у него «есть ощущение, будто Советы говорят “там же по милости божьей окажемся и мы”. Быть может, они опасаются, что реформы могут повлиять на них таким же образом»299.
Понимание значимости этого разговора