которого взвалил на себя тяготы отшельничества? Говорят, что он с детства дал обет воздержания, а последние полгода вообще не появляется в городе. Говоpят, что пустыня полна звуками его голоса, а пустые доpоги вновь заклубились пылью от множества людей, pинувшихся к нему в поисках спpаведливости. Голос пустыни пpобудил в них надежду.
Глава двенадцатая. Спазма памяти
Никому еще не удавалось укротить наплыв воспоминаний. Они то и дело возвращают меня в прошлое.
– Ри, – произношу я, – ты задержалась и…
На это замечание она, женщина-порох, только улыбается. Ее глаза – светоносный колодец.
Чтобы не впадать в ревность, я выбиваю резец рубанка и правлю его на оселке. Я люблю ее, и мне еще никогда не удавалось скрыть от нее приступ ревности. Ей это нравится. Ее прошлое, о котором я знаю все до мельчайших подробностей, меня не интересует. Мы никогда о нем не говорим. Можно, конечно, притвориться и уговорить себя, что какие-то там патриции или полководцы, кому она дарила свою любовь, не стоят подметок моих сандалий, но забыть это невозможно… Простить – да! Мое всепрощение не имеет границ. Но наша память устроена так, что чем больше ты стараешься что-то из нее вычеркнуть, тем больше это что-то запоминается.
– Ри, – говорю я, – давай ужинать.
Теперь мои пальцы купаются в ее волосах.
– Ешь, я сыта.
Сейчас требуется сдержать себя от любых вопросов и выразить лишь сожаление о том, что ужин снова придется разогревать. Можно, правда, проявить заботу о ее самочувствии:
– Как твой голеностоп?
Вчера, резвясь на лужайке, она оступилась. Я был готов нести ее на руках.
– Спасибо, – говорит она, – все в порядке.
Я ношу ее на руках, и это нам нравится.
Вскоре она рассказывает о том, как неделю назад посетила друзей.
– Что у тебя, собственно, с этим?..
Молчание. Тот, о ком мы говорим, не может быть моим соперником. Наверное, не может.
– Ри, – произношу я, – ты не можешь себе представить…
Мне нужно взять себя в руки.
– Я в отчаянии…
Она не верит: отчаяние еще ни разу не заставало меня врасплох.
– Я в отчаянии, – повторяю я, – ты слышишь?
Молчание.
– Я думаю, – говорю я, – что ему нужно воздержаться от посещений нашего дома. Твои званые вечера…
– О чем ты говоришь?
Я спрашиваю, помнит ли она свое обещание относительно той истории с розами, которые так и не расцвели в том розарии. Каком обещании? Она уже забыла ту историю. Ей подавай новую. Рия в восторге не только от того, что ей удалось меня раскусить (хотя я так не считаю!), но и от ломтика жареной рыбы, на котором еще пузырится масло. Ей вообще нравится, когда я хозяйничаю у огня.
– Я давно хочу тебе сказать…
– Уйду. Будешь донимать – уйду…
На мой