его вопрос.
– Нет! Едем, едем!.. Я только…
– Ты куда?
– Я посмотрю почту. А ты одевайся.
И мокрая она мчится наверх по деревянной винтовой лестнице (точная копия модели ДНК!), на самый верх в свой кабинет.
– Ладно, – повторяет он, и ложится в воде на спину.
Ей не терпится заглянуть в электронный ящик: что он там еще написал? Если бы не эта изнуряющая работа по упорядочиванию мира… На бегу она успевает промокнуть только руки о какую-то занавеску. За две недели она не смогла заглянуть в свой ящик! Жуть!.. Некогда! Он бы не смог удержаться, думает она, бегая теперь по клавиатуре своими пальчиками с розовыми ноготками. Она кончиками ногтей читает эти письма, находя их забавными. Что сегодня, сейчас? Не прислал ли ей тот далекий писака, которому вздумалось вдруг накрапать о ней целый роман? Да-да, целый роман! Во всяком случае, так он обещал. А что?! Да она достойна не только его пера, но и пера Гомера! Ну, по крайней мере, пера Бальзака! Ей нравится, скажем, это неоспоримое утверждение этого загадочного писаки о том, что без ее плодотворного участия какая-то там Пирамида совершенства не может быть выстроена. Какая Пирамида? Какое совершенство? В наш гибельный век?! Ну и еще нечто миленькое, сладкие подробности, рожденные лишь его воображением, которые ее только веселят. Ах, льстец, ах, засранец!..
Обо всем этом он ничего не знает, и не может даже догадаться, что ей приписывают великую роль великой женщины…
Величественной!
Такие роли под ногами не валяются!
Клеопатра! Не меньше!..
Она даже обнаженная (лучше – голая!) чувствует себя Клеопатрой!
– Мы едем? – его новый вопрос. Он давно одет и стоит у двери.
– Счас…
Ему ничего не остается, как любоваться шелковой цепью ее позвонков.
– Мне холодно. Принеси, пожалуйста, халат, – просит Юля.
Он приносит и халат, и кружку горячего, с чайной ложечкой коньячку прегорячего чая, и махровое полотенце, которым сперва нежно промокает бисер капелек на ее плечах, на спине, волосы, а затем кутает это беспримерное божье творение в желтый махровый халат.
Она благодарит лишь кивком головы, не отрывая глаз от экрана.
Каких-то три недели тому назад (4-го июля) ей рукоплескала не только Америка, да, весь мир отмечал эту дату: ее рождение…
– Тебе не терпится узнать…
– Ага…
А он, словно угадывая ее мысли, спрашивает:
– А кто еще родился четвертого июля?
– Я! – восклицает она. – Разве ты не знаешь: я и Америка!
Она, оторвавшись от экрана, бросает на него короткий взгляд.
– Кто-то там еще, – говорит она, но разве тебе не все равно кто?
– Нет, – говорит он, – ну так… все равно…
Ее же волнуют совсем не те, кто родился вместе с ней, ее волнует… Это – не обсуждается. Что, например, значит это его «Totus Tuus»? «Весь Ваш» или «Весь Твой»? Твой! Мой? Не знаю… Но звучит неплохо: «Туз»!
Неужели этот Tuus тоже пузастый?!