постельном белье…
Если бы не эта жуткая беспощадная нужда!..
– Эгей, ты слышишь меня? – спрашивает он.
– Ага…
Он не заглядывает через плечо на экран, ему ведь все равно, кто там что-то там ей пишет. Мало ли на свете мужчин, у которых она вызывает восторг. Это чистой воды вранье, что она влюбляется в первого встречного!
– Жду в машине, – говорит он.
– О’key!.. – снова кивает она, шумно отпивая очередной глоток.
Проходит еще целый час, прежде чем она усаживается на соседнее сидение.
– Знаешь, – говорит она, – тут такое дело…
– Тебе не холодно? – спрашивает он, чтобы избавить ее от необходимости делиться какими-то там своими тайнами.
Она благодарна ему за это:
– Хочешь – поведу я.
Наконец, им удается выбраться на Ленинградский проспект!
– Теперь руль мой, – говорит она.
Рулить и разруливать – ее страсть.
– Пожалуйста! Что-то случилось?
– Ничего. А что?
– Ничего. Так…
Машин, конечно, гораздо поубавилось, и можно ехать быстрее. Он косится на спидометр: 120.
– Ты спешишь? – спрашивает он.
– Нет. А что?
– Ничего.
– «Рест», – говорит она, – что за имя!? Ты не находишь его слишком каким-то хрустящим что ли? Таким трескучим?..
Он находит ее профиль прекрасным! Затем тянется губами и находит ее маленькое ушко, которое печатает нежным поцелуем.
– Ну-ну, не мешай, ты рискуешь… Видишь, – она бровью кивает на спидометр, – уже сто тридцать…
Только к двум часам ночи их «Лексус» упирается своими белыми глазами в сиреневые ворота. Охрана не спит:
– Юлия! Вы ли это?! Я не верю своим глазам!..
– Мы, мы… Привет, Санек, здравствуй… Все в порядке?
– Какие сомнения?
– Макс, Макс, здравствуй, родной!.. Тише, тише. Не прыгай ты так, не лижись же!.. Ты меня еще помнишь?
Наконец, лес! Леслеслеслес… А этот воздух, а эти звезды… Родина! Это для нее ее небо вызвездило свой черный купол лучистыми шляпками золотых гвоздей! Небо давно ждет встречи с ней!..
Дальние зарницы, но еще тишина… Тишина такая, что слышно, как на озере спят, посапывая, кувшинки (лилии?).
Никакого грома, как сказано, еще нет и в помине, только редкие дальние зарницы…
Они приняли душ, выпили вина и уже, проваливаясь в сон, Юля спросила:
– Как ты думаешь, Клеопатра была счастлива со своими Цезарями и Антониями?
– Спим, – сказал он, и укрыл ее оголенное плечико своей теплой ладошкой.
Потом какое-то время царствовала тишина. Ни шороха, ни звука. Их разбудил близкий удар грома. И тут же вспышка света озарила спальню. Не открывая глаз, она только крепче прижалась к нему, натянув простынь на голову.
– Закрой окна, – чуть слышно попросила она и, свернувшись калачиком, продолжала сонно дышать, –