тела в неистовых плясках. И только после двенадцати с Патриарха снимают ризы и, обыскав, оставляют в одном подризнике. Ему предоставляют право войти в Кувуклию и молиться, молиться, вымаливая у Него не только чудесный Небесный Огонь, как свидетельство прорастания верующих своими корнями в Небо, но и заслон для прихода Антихриста. Когда, некоторое время спустя, Феофол выходит из Кувуклии с горящей лампадой в руке, раздается всеобщий выдох. Затем шепот, где-то снова одинокий вскрик, и у многих увлажняются глаза.
– Браво, – шепчет мне на ухо Юра, словно это слово единственное из всех слов, выражающих восторг происходящего.
Я только киваю. И смахиваю навернувшиеся слезы миганием ресниц. Потом и наши свечи принимают этот Дар Неба. И мы, не закрывая глаз, омываем этим Небесным светом свои лица: да святится Имя Твое!..
Наконец я переношу Огонь в свою пирамидку: не дай нам сгореть в своих намерениях и надеждах!
Глава 7
Вот и мы прошли этот Путь! Я не мог поступить иначе. Взяв на себя ношу Бога – изменить этот грешный умирающий мир – мне нужно было еще раз пропитать себя Его мыслями и той несокрушимой энергией и крепостью Духа, которые привели на крест. И раз уж и Юра качнулся в сторону совершенства, думал я, то и ему этот Путь поможет утвердиться в верности своего выбора. Я надеялся! Сканер биополя был постоянно включен.
Какое-то время мы шли молча. Здесь каждый немного Преображается. Во всяком случае пока идет по Этой Дороге. Прошло не меньше получаса прежде, чем Юра задал свой вопрос:
– Поразительно, – сказал он, – прошло две тысячи лет с тех пор, как Иисус показал людям дорогу в Небо. Ничего в мире не изменилось. Если бы сегодня появился Сократ, ему тотчас бы насыпали в рот цикуты.
– Налили, – говорю я.
Юра даже не повернул голову в мою сторону.
– Ты же лучше меня знаешь, что до сих пор этот мир грузно заселен не человеками, а какими-то там волками, шакалами, грифами и прочей нечистью, готовой слопать тебя… Или какими-то слизняками, мокрицами и планариями вроде твоего Ергинца… Слушай, где ты его откопал? Ну и вонючка! Они как клейкая масса дерьмом липнут к рукам…
– И хочется сей же час вымыть руки с мылом.
– Нет, – говорит Юра, – не вымыть – отрубить.
– Отрубить?
Я был поражен: Юра слово в слово повторил Жорины слова о липких руках Авлова – «отрубить»!
– Или обуглить, сунуть их в очищающее пламя топки мартена. Или паровоза… Ясное дело – чувствовать себя голодным гораздо хуже, чем быть униженным и оскобленным, и поэтому эти мокрицы будут ползать, лизать, лебезить, пресмыкаться до тех пор… до последней капли своей ненасытной крови… Да всегда!..
Стрелка напряженности биополя тут же прыгнула за сотню, и мне пришлось Юру успокаивать:
– Не злись, – говорю я, – ты искажаешь священное биополе.
– Да-да, извини-извини… Потом…
– Что