в Турее, – мирно произношу я, – давай спать.
И уж какой же тут сон?!
Тииинннн…
Звон на весь мир…
(Тинка – вот ведь где соль…).
Глава 9
– Не помню, где я, – говорю я потом, – куда я задевал…
– Вот, – говорит Лена, подавая мне очки, – ты как всегда оставил их…
– Ага, спасибо. Так что?
– И что Жора? Зачем тебе очки?
– Я должен дописать.
– И что Жора? – снова спрашивает Лена. – Я сама допишу.
Прекрасно! И теперь мне очки не нужны!
– Жора, – говорю я, – Жора… Да-да…
Уже третий день, как мы в Турее, но я до сих пор так и не выполнил своего обещания: дорассказать о распятии.
– Рассказывай, – говорит Лена. И включает диктофон.
Мы лежим в стоге сена…
– Да-да, – говорю я, жуя травинку, – значит так… Жора… Жору… Крест тогда ещё не успели поставить на попа… Когда раздался первый звук удара молотка по гвоздю (тиннн!…), Жора просто повернул голову в сторону звука. И даже, когда брызнули первые капли крови на футболку…
– На какую футболку?
– На мою. Я же показывал тебе! И на футболку, и на всех, кто разинув рты…
– Но ты говорил, что тебя там не было…
– Было-не было… А где же я был?
– Играл в шахматы! Или в футбол… Да мало ли в какие игры ты играешь, спасаясь одиночеством. Я знаю, что мог даже…
– Мог!.. Послушай, Лена дорогая…
– Слушаю, слушаю. Я тебя внимательно слушаю!
Лена даже усаживается поудобнее в нашем стогу, чтобы лучше видеть мои глаза.
– Лен, – произношу я тихо, – ну какие могут быть игры, когда распинают твоего лучшего… Даже не друга! Учителя, я бы сказал, учителя и, конечно, друга, друга… Больше чем друга! И учителя… Я до сих пор не могу взять в толк, кем для меня является твой Жора! Просто – лучший! Понимаешь, – лучший из лучших! А ты говоришь – «шахматы». Какие к чёрту «шахматы»?!
– Понимаю…
– Так вот, когда «тинннул» первый гвоздь в левую ладонь…
– Ты говорил в правую.
– Да? Да какая разница! …и кровь оросила всех жаждущих крови, Жора лишь посмотрел на свою изувеченную ладонь с каким-то сожалением, мол, что же вы, черти, делаете, он же не мог даже пошевелить рукой, спутанный скотчем, как бинтами с головы до ног, как мумия Тутанхамона. Или Рамзеса. Но живая… Я видел, как живы были…
– Ты видел?
– Вот этими глазами, как были живы его пальцы, пальцы… И только пальцы, его крепкие длинные пальцы с обкусанными ногтями зашевелились, встав на дыбы, как клешни краба… Ни окрика, ни вскрика… Да и с чего бы?! Проткнули гвоздём ладонь – э-ка невидаль!..
Я помню, как Жора учил меня терпеть боль. Учил! Физическую боль он вообще не замечал! Когда кровь хлестала… Он научил меня превозмогать такую боль, такую боль… Скажем, предательство… Или… Никакая рана не сравнима с раной души. Рана кожи заживёт и забудется, рана же души – жива всегда! Она даже не рубцуется… Кровит постоянно…