объяснять ему на английском. Лали совершенно ничего не могла разобрать, то ли из-за того, что ее мозг еще не полностью включился, то ли из-за очень уж сильно искаженного произношения. Но Фотограф, похоже, понимал все, потому как усердно кивал, соглашаясь с доктором, и бросал на Лали полные тревоги взгляды.
– Моя милая, у тебя истощение, – сказал он ей, когда доктор ушел. – И физическое и нервное. – Ты совсем не берегла себя, – его руки нежно касались ее лица и волос. – Нет, это я совсем тебя не берег. Ты еще ребенок,… которого я вырвал из-под опеки отца. Ох, Лали, прости меня. Давай вернемся во Францию. И все будет по-другому, совершенно по-другому, – он наклонился, чтобы поцеловать ее.
– Извини, меня тошнит, – прошептала она, отворачивая голову.
– Это нормально, – Фотограф попытался ободряюще улыбнуться. – Доктор говорил, что такое возможно. Но это не из-за расстройства желудка, в котором, я так понял, давно уже ничего не было, – укоризненный взгляд. – Это от перепада давления. Оно у тебя очень сильно понизилось, и доктор вколол тебе что-то, что должно его повысить. А голова не болит? – его ладонь легла на ее лоб.
Лали стряхнула ее, словно это была не рука любимого, а противная грязная жирная тряпка.
– Нет, меня от тебя тошнит, – сказала она и, собрав все почти несуществующие силы своего тела, кое-как сползла с кровати.
Встав на ноги Лали поняла, что ее сейчас стошнит по-настоящему – оказалось Фотограф уложил ее на те самые простыни, где полчаса назад вдохновлялся новой музой.
– Лальен, – он протянул к ней руки, – пойдем на кухню, тебе нужно поесть. А обо мне поговорим после, хорошо?
Лали вообще не хотелось о нем говорить. Просто схватить свою сумку, проверить, там ли ее паспорт, и скорее исчезнуть в направлении аэропорта. Но она чувствовала, что у нее едва ли хватит сил дойти до двери. Девушка позволила Фотографу в последний раз сыграть роль заботливого покровителя. Он подхватил ее на руки и отнес на кухню, где с ложечки накормил творожно-банановым муссом.
«Со стороны это может выглядеть довольно мило, – подумала тогда Лали. – До тошноты мило».
День только-только расцветал. В открытое окно лилась утренняя прохлада. И ничто не казалось таким заманчивым, как сесть в самолет и взлететь поскорее в розовеющее, подобно сакуре, небо. Срок контракта Лали истекал через два дня, на которые, к счастью, ничего не было запланировано. Новый контракт, также к счастью, она еще не успела подписать, потому как еще не вычитала его полностью и не обсудила его с Фотографом. Поэтому оставалось только доставить свое тело в аэропорт.
– Спасибо. Пойду в душ, – сказала Лали Фотографу, когда трогательный процесс кормления закончился.
– Я с тобой, – сказал он.
Раньше они часто принимали душ вместе или вместе нежились в ванной. В последние месяцы это стало для них чуть ли