не обратил внимания? А Аллочка действительно любила покушать. Ела все, что под руку попадалось. Поначалу пугался – уж не беременна ли она, а потом понял, что это естественное ее состояние – тащить в рот все съедобное и не очень.
– Так будешь? Есть серьезный разговор.
Липатов растерялся. Он так ждал подобного развития событий, что не мог поверить в реальность происходящего. Обычно, когда на что-то сильно надеешься, ничего хорошего не происходит. Странно.
И потом, сдаться без боя или все же покривляться для приличия? Нельзя женщине сразу уступать, тем более Борецкой. На голову Аллочка не залезала никогда, но пыталась часто. Любит понукать и командовать, хлебом не корми.
– Если настаиваешь, – осторожно переложив всю ответственность на Борецкую, ответил Юра, – тогда буду.
– Настаиваю! Люблю тебя, очень соскучилась.
Юра разжал руку, выпавшая трубка грохнулась на кухонный стол, замигала всеми прозрачными кнопками. Не удержал равновесия на табуретке, у которой давно уже еле держалась ножка, ударился головой о полку. Зажмурился.
Вот это номер, вот это процесс эволюции, не ожидал! Что интересно понадобилось Аллочке? Может, с работы выгоняют, ко мне в контору решила пристроиться? Но откуда она знает, где я работаю? Лицом на экране не свечусь. Ах, ну да, в титрах научной передачи моя фамилия и голос закадровый. Да и телевидение слухами полнится, в Останкино же профессиональные сплетники работают. Потом Интернет. Все равно странно, хотя и приятно. Может, все же удастся что-то исправить, спустя 16 лет?
В 4 часа Липатов выскочил из дома, предварительно вылив на себя полфлакона Attimo от Salvatore Ferragauis, чуть ли не побежал к метро, до которого было рукой подать. Надел все новое – плотную хлопковую куртку «Camel» цвета хаки на кнопках, клетчатую рубашку в синюю клетку, светлые слаксы, ботинки от «Саламандры». Начинать новую жизнь, так с чистого листа.
На машине решил не ехать. Застрянешь в пробке и прощай опять Аллочка Борецкая. Интересно, какой она стала? На экране все не то, телевизор не передает многих оттенков живого. Да и грима на ведущих, как на потолке штукатурки, на улице встретишь, не узнаешь.
На Третьяковке купил «Парламент», выкурил сразу две сигареты, прикурил третью, двинулся по переулку в сторону Пятницкой. Шел медленно, прижимая левую руку к дико бьющемуся сердцу. Вот и храм Климента. Сразу за ним, справа должно быть летнее кафе. Странно, почему я не видел его месяц назад? Вероятно, просто было не до него.
Однако и теперь, идя вдоль железной ограды церкви, он не разглядел за ней никакого кафе. Во всяком случае, не видно было пестрых зонтиков, возвышающихся над забором. Сердце окончательно упало, когда миновал ограждение храма. Кафе отсутствовало. Может быть, Алла имела в виду другую забегаловку? Но какую? Приходили же именно сюда! Да и нет здесь больше ничего, только у Новокузнецкой.
Потоптался перед лужайкой, свернул на Пятницкую, к метро. Черт, и номер мобильного телефона забыл у нее спросить.
Прошел