периода, рост идеологической пропаганды на фоне страха перед красными «комми», культ потребительства и наблюдение за тем как остерегающиеся сворачивания нации не в ту сторону верхи скрупулезно занимаются подавлением личности посредством СМИ, алкогольной пропаганды («сухие законы» США не были похожи на советские, здесь виноградники не вырубались, просто росли цены на этот продукт, увеличивались размеры контрабанды, в общем, пословица о том, что запретный плод сладок, полностью оправдывала себя) и реформ образования. Развивающаяся на таких корнях социальная, культурная, политическая и внутрисемейная атмосфера в то же время была наэлектризована постулируемыми принципами демократических ценностей: свободы слова, собраний, вероисповедания, самовыражения и так далее. Подобный контраст просто не мог не способствовать бунту недовольных.
Первыми забили тревогу о своих детях семьи с достатком. Именно там начали выходить из-под контроля подростки, и было уже поздно их возвращать в семейное лоно. С детства предоставленные сами себе они нашли воспитателей не в телевизионных героях, как на то надеялось правительство, но на улицах огромных городов, в любые уголки которого родительские деньги открывали им вход. В подобиях взрослых клубов ребята могли обменяться мнениями об увиденном и прочитанном, об услышанном и наведшим на мысль… Эти наблюдения обычно не давали положительного коэффициента миру их родителей, и то, что появлялось на набиравшем обороты молодёжном рынке, – окрашивалось больше бедняцким, рабочим, негритянским, в общем, неодобряемым приличным обществом стилем. Это и джинсы, и блюз, и длинные волосы, и мотоциклы, и бесфигурные танцы, которые потянули за собой столь нашумевшую сексуальную революцию. Все это тянулось вслед за резкой разницей между скудостью духовного мира и роскошью мира материального их родителей – людей холодного расчета и хищнической хватки, едва выживших в голодные тридцатые годы, а потому не стеснявшихся обогащаться на арене мировых войн за счёт горя и трагедий миллионов «чужих» людей.
Дети, с пелёнок взращиваемые патриотами, не могли не видеть, что родная Америка – символ демократии и независимости для всей планеты – стала страной, где из всех искусств важнейшим является умение подешевле приобрести и подороже сбыть. Юному поколению американцев, вступивших в жизнь на рубеже 50-60-х гг., с невиданной дотоле чёткостью открылся весь ужас бездуховности, которая неизбежно станет и его уделом, если оно примет идеалы и ценности старшего поколения. Опасность быть заживо погребённым среди материального богатства заставила молодое поколение отшатнуться от того будущего, которое предлагала им самая богатая страна в мире. Уникальность и парадоксальность движения битников заключались в том, что это был не привычный бунт голодных пролетариев; нет, на сей раз протестовали отпрыски как раз состоятельных родителей. «Мы добились полной свободы мысли, – говорили молодые люди, – но она оказалась