кроить, шить что-нибудь модное. Иногда к ним присоединялись Кира и Ванда. Эти шили-подшивали для продажи у себя в городке. Мне ужасно нравилось в такие дни, называемые в шутку «ателье», болтаться около них, слушать их разговоры, наблюдать, как они, часто полуодетые, с пестрыми сантиметрами, повязанными вокруг талий или накинутыми на шею, со ртами полными булавок, возятся с примерками, шелестят выкройками. Там пахло чулками, женским бельем, женской кожей и волосами. Кстати, первые модные брюки нам с Павлушей кроились именно под руководством тети Эстер.
Сам Павлуша на похоронах отсутствовал. Находился теперь бог знает где. А может быть, и еще дальше. Может быть, там, где зреют в изобилии виноград, финики, дыни, абрикосы, лимоны, гранаты, мины, автоматы. Да мало ли на земле хороших мест!.. Буквально накануне мероприятия его «загребли» в армию.
Что ж, о поступлении в институт мой лучший друг и не помышлял. В последних классах, когда мать перестала доставать, забил на учебу, вообще окончательно на все. Косил под тормознутого. А был ничуть не глупее меня. Иногда мне казалось, я понимал, в чем дело: он терпеть не мог отвечать на вопросы, на любые вопросы. Не говоря про учебу. Уж лучше промолчит. Со стороны казалось, что в нем заключено нечто самобытное. Напоследок учителя вдруг прониклись к нему зверским сочувствием. Отпетый двоечник, ни к чему не стремящийся, зазря пропадавший бедняга. Вроде как убогий. Вот-вот к выпивке пристрастится. На выпускные экзамены он вообще не хотел идти. Мол, все равно ни хрена не знаю. Добрая немка затащила и подсказывала прямо при инспекторе из министерства, как родному. Что ни говори, а балдой или, по крайней мере, разгильдяем прослыть не так уж плохо. Любят у нас юродивых.
Присылаемые из военкомата повестки Павлуша игнорировал вот уже несколько недель. Чуть что беспечно отшучивался, придумывал небылицы: «Меня в сапоги не обуют, я дебил, меня молния в детстве ударила» Или: «Мне положена отсрочка, я им принесу справку, что у меня уже трое детей…» Действительно начинало казаться, что при нашей бюрократической волоките-неразберихе и в этот раз как-нибудь обойдется… Но вот не обошлось.
С некоторых пор стали пасти «облавщики» из военкомата, а намедни нагрянули на квартиру.
Участковый милиционер, а с ним двое дюжих бритых сержантов-старослужащих позвонили в дверь. Тетя Эстер через цепочку объяснила, что сын практически не появляется дома, вообще не ночует. Но те предъявили бумагу, вроде ордера. Втроем протиснулись в дверь. Павлуша успел бежать через черный ход. Тетя Эстер развела руками: вот, нету, мол, дома сорванца. Значит, все-таки любила несмотря ни на что. Пыталась кокетничать с участковым, что при ее темных очках и обожженных щеках было нелегко.
Однако другая парочка сержантов покуривала-дожидалась на улице. Однако Павлуша, выглянув в окно и обнаружив засаду, не пошел на прорыв, а решил отсидеться на лестнице. Увы, упертые «облавщики»