никто не боится, я не имею сундука с золотом, и у меня нет армии вооруженных бандитов. Но к его кругу я тоже не принадлежу. Какой бы он ни был. Я женщина, и не привыкла, чтобы чужой человек, который ходит в красном малиновом костюме на работе, обращался ко мне на «ты». Никакой мой просчет, фривольность, поцелуй, или даже… да мало ли что… что может мне взбрести в голову… – все это не могло дать и не давало ему зеленый свет на такое обращение ко мне. Даже если бы я трахалась с этим сотрудником перед камерами, и он всю последующую жизнь смотрел бы это шоу, он тем более не имел права так ко мне обратиться.
Я удивленно тогда подняла брови. Он поправился.
Это поставило все точки над «и». Либо тут все просматривается и все пишется… Либо все просматривается и пишется только за мной. Был еще одни вариант, – что пишется и просматривается за каждым, вновь прибывшим, вновь появившимся, новеньким так сказать.
Какое это было безумие – приехать в блокадный Белград.
Но инициатива исходила не от меня.
Все это были мелочи, но опять же надежда крепла, я на крючке, вернее они на крючке, а я на проверке. Я все еще развлекалась. Меня проверяют и скоро, вот уже совсем скоро меня примут, и я буду исполнять одну из главных ролей в каком-нибудь действе, получу кучу денег и куплю квартиру и так далее…
Все это было смешно, пока не затронуло уже не возможности заработка и собственную шкуру, а жизнь моего ребенка. Все это было еще впереди, а пока я смеялась, насмехалась и требовала, чтобы со мной разговаривали на «вы».
Я так и назвала то время – белградский кошмар. Когда я вернулась домой, – то думала, что белградский кошмар закончился. Как я была тогда неправа. Я не знала, что кошмар еще только начинался.
А тогда, ну что тогда… ну осталась я без денег… какая ерунда… ну осталась я в чужом городе одна… да боже мой… ну спала я на кушетке на которой не помещались мои ноги… ну не в холоде, не на улице спала… Ну приходилось сидеть долго в кабаке и разговаривать, но ведь не пытали… ну следили…
Так вот… о трамвае…
Он вынырнул внезапно из тумана. Я села у окошка, потому что узнавала свою остановку по виду, а не по названию. Трамвай все ехал и ехал. Было темно, около 12 часов. Дома закончились, показался лес.
Лес!
Какой лес внутри города?!
Это был не парк.
Это была не аллея.
Это был настоящий лес, без дорожек, без скамеек.
Куда едет этот трамвай?
Наконец, я догадалась посмотреть на анонсируемый транспорт на следующей остановке.
На расписании был совсем другой номер трамвая!
Там был чужой номер трамвая.
Чужой, в смысле не мой. Это был не мой трамвай!
Так поздно, а я сижу в каком-то не своем трамвае и еду черти куда, скорее всего в другую сторону и смогу ли я найти теперь свой дом, вернее сестрин.
Это было так неожиданно, что я даже не выскочила сразу.
Соображай, не соображай, а надо выходить. Делать-то нечего.
Рванувшись, я соскочила с трамвая на следующей остановке.
Не