по-русски просто спросила их:
– Вы считаете, трамвай еще будет?
На чистом русском языке они ответили мне
– Конечно, будет.
Сознание этого снова накрыло меня волной гордости за себя и за свой ум. Вот, до чего я хитрая. Я сумела заинтересовать нужных людей, они и пасут, и охраняют. Только почему так долго. Почему меня до сих пор никуда не приняли? Разговорный марафон все длился и длился. Я чувствовала себя уже почти звездой. У которой каждый день берут и берут интервью…
Вот удивительное дело. Самое ничтожное усилие, которое по результатам своим не стоит ничего, какой-нибудь трепач – актер – политик, или – певичка, или, что даже еще хуже – певец мужчина, – стоит увидеть пару тройку поклонниц, или поклонников, и уже мания величия, уже самооценка подскакивает до потолка, человек чувствует себя черти кем, чуть ли не пупом земли. И не важно, что через пару лет звезда исчезает. Звезда исчезает, а звездная болезнь остается…
Вот и я, не важно, что и на эту выставку почти никто не пришел. Со мной вели бесконечные разговоры какие-то странные люди. Были какие-то австрийцы, как мне сказали, сотрудники австрийского посольства. Мне только потом пришло в голову, что блокадный Белград был без единого работающего посольства.
Однажды я напилась. Мне так упорно наливали водку, что я подумала, а что – вдруг они хотят посмотреть – какая я буду, когда напьюсь?
Нельзя отказывать будущим хозяевам в таком удовольствии. Может, они думают, что я стану разговорчивее? Еще более. Может, они решили, что я что-то от них скрываю? А чего тут открывать-то?
Одни, изображают власть, актерствуя на трибунах, изображая многословной немотой волевые решения и владение ситуацией, другие…
Как я была неправа. Как я ошибалась. Но, правда тогда еще не была мне доступна. Я не знала, что выбора нет так же, как нет и свободы воли. Анархизм мой выражался в нетерпении и презрении, и я просто помалкивала о том, что я обо всем этом думаю. Мне абсолютно не хотелось участвовать во всем этом шоу. Но, сами понимаете… квартира, машина, бабло… Все это, или хоть немного из этого нужно было иметь, я шла на поводу у общих желаний, и при всем моем отвращении к лжи и притворству сама предлагала, и не только предлагала, но высказывала приемлемость для меня, для себя самой, всего этого механизма. Хотя в глубине души, наделась, что в один прекрасный момент я скажу всю правду… Всю правду… Я еще не знала тогда, в чем она заключается.
Если бы я знала об этом тогда…
Хотя ничего не изменилось бы уже…
Все было предначертано.
Я всего лишь осуществляла задуманное… к е м-то…
Я следовала чужому плану, даже не подозревая об этом. Мысли… их же не читают… Их пишут… Но об этом позже…
Каждый вечер, возвращаясь домой, к сестре, я встречала ее на кухне. В тот вечер меня привез домой службист. Я напилась, им показалось так сильно, что меня было страшно даже посадить в такси. Два сотрудника – два разведчика – два Сергея – были всегда рядом. Они не участвовали в этих разговорах, но сидели всегда, всю ночь здесь же, рядом, за соседним столиком, до тех