я, ем, – улыбнулась девушка. Давно о ней никто так не заботился. Дед и бабушка всегда спрашивали, сыта ли она, а мама… мама иногда вспоминала, что у нее есть дочь, и гладила ее по голове, это было так приятно – словно на солнышке сидишь в теплый день. Жаль, нечасто это случалось… Задумавшись, Марыся поставила миску на столик и погладила мужчину по голове:
– Вот и славно! А теперь вот это лекарство!
Девушка не заметила, как сначала дернулся, а потом потянулся к ее руке мужчина – ему тяжело давалось любое движение, а она уже отвернулась за стаканчиком с очередной противной жижей. Отравленный выпил все до капли и снова требовательно уставился на ее миску.
– Я уже съела, – покраснев, призналась швея, – сейчас еще отвар выпьем, и отнесу посуду Вайле.
Мужчина молча на нее смотрел, хотя на лице была написана невероятная усталость. Марыся поднесла ему кружку с отваром, сладко пахнущим медом и луговыми травами, потом выпила сама, собрала посуду на поднос и собралась выйти, но оглянулась и увидела, с какой мучительной жадностью ее провожают взглядом. Так на нее прежде никто не смотрел! Были взгляды оценивающие, были липкие – от приезжих, были сочувствующие и заботливые, но вот такого простая девочка с окраин не ощущала никогда!
Марыська невольно выпрямилась и развернулась:
– Я правда быстро, – сказала она, глядя мужчине в глаза, – вернусь через минуту! – и как могла быстро помчалась в кухню.
Вдова была там. Увидела поднос, мотнула головой:
– Туда поставь! Вот, бери горячую воду, ветошь, мыло и таз. Вымыть всего, с головы до ног, а тряпки в таз кидай, их потом только жечь. И вот еще перчатки!
Длинные, до локтя, кожаные перчатки были похожи на те, что надевал дядька Пров, когда приходил смотреть стельных коров или коз, но кожа была довольно тонкой, так что удерживать в руках все, что ей сунула Вайла, было вполне удобно.
Девушка вернулась в каморку с кроватями, поставила воду на стол и, опустив глаза, сказала:
– Лекарь сказал, вас надо вымыть, Вайла говорит, что вы никому не позволите к себе притронуться, кроме меня, а я… я никогда голого мужчину не видела! Можно вы закроете глаза?
Марыська боялась поднять глаза, чувствуя, как алеют щеки, но все-таки решилась и взглянула на пациента. Его глаза горели таким огнем, что девушка вздрогнула. Увидев ее испуг, раненый взял себя в руки и медленно прикрыл глаза. Швея вздохнула и взялась за работу.
Сказать по правде, раздеть неподвижного, как колода, мужика – та еще задачка. Он тяжелый, неповоротливый, а еще Марыська отчаянно боялась сделать ему больно, так что, стянув остатки рубахи и штаны, она запарилась, словно полдня воду в огород таскала!
Смахнув пот со лба и стараясь не разглядывать лежащего перед ней мужчину, Марыська булькнула тряпку в кувшин, вынула и… хорошо, что капля упала ей на ногу, минуя задравшуюся юбку! В кувшине был кипяток! В перчатках она этого не ощутила, но ох, как бы досталось несчастному!
Отжав ветошь, девушка помахала тряпкой в воздухе, чтобы она остыла, потом проверила, прижав «мочалку»