рубка лодки «малютки» – памятник подводникам последней войны. Почему «малютка»? Лодки были такие типа «М», что «малые» означает. Когда-то старпомом «С-53» он положил традицию на соединении проходить мимо этой рубки с отданием воинской чести хоть одиночно, хоть строем. Пожалел, что не оставил маков для «малютки», провожающей и встречающей с моря родные субмарины на изгибе бухты. Солнышко поднимало вверх дымку над штилевым Балаклавским рейдом. Самарину не хотелось задерживаться и встретить кого-нибудь из знакомых.
Надавил на педаль газа: «Дранк нахт ост! В Феодосию! Домой!».
Планы посетить кумовьёв и штаб флота были отставлены.
«Пока нет паспорта гражданина России ты военный, ты офицер» – думал Самарин, успокаивая себя принадлежностью к самой сознательной и ценной части своей жизни. Не было никаких обид на начальников, да и на кое на кого не обижаются. Как говорил дед: «На обиженных воду возят».
Он сладко задумался и установил крейсерскую скорость за впереди идущим «КАМАЗом».
Благодаря этой девушке-ребёнку, а теперь «паршивой» миледи вспомнил, как в первый раз сошёл на берег в Балаклаве с первой своей лодки «С-348»[2] и помог ей взобраться на ступеньки переполненного автобуса.
«Вот только девочку с косичками жалко – достойна лучшего, – качал Самарин головой, – За плечами был ранец, пионерского галстука не было. То есть, сколько же ей было тогда? А во сколько лет принимают в пионеры-то? Лет в одиннадцать-двенадцать. Значит, ей было не больше десяти.
Прошло почти…почти шестнадцать лет.
Да через пару месяцев у меня был двадцать один календарный год и из них шестнадцать на лодках. Тимофеев показал в справке наплаванности к «Личному делу»…По суткам больше пяти лет под водой и чуть меньше в надводном положении. Ни хрена себе…!? А сколько же на берег остается?
На других кораблях…дежурства…сидячки в готовности…чужие базы… – Самарин съёжился и усмехнулся через нос – Получается, что дома и не был, ха-ха, только отпуска. Как незаметно всё проскочило!
Да, девочка, заставила ты меня подвести итоги. Зато как символично! Приняла и проводила. А сколько тебе сейчас, голову ломать не будем. Дай Бог тебе удачи!».
Проезжая ресторан «Балаклава» Самарин, естественно, вспомнил гусарство пришедших с моря подводников. На той самой старой «немке» «С-348», которую острословы-подводники бригады называли то «Чикагским окурком» после взрыва сероводорода в яме, то «Ниагарским водопадом» после прорвавшейся воды в отсек через газовую захлопку под водой…да на той самой, он получил первое боевое крещение.
Когда везде было запрещено в ресторанах исполнять «Распутина» от «Бони Эм», в закрытой Балаклаве ансамбль мичманов выдавал его за десятку за раз. Стоял отдельно стол на семь человек, а на прикрепленном к стене листочке плясали буквы печатной машинки вечно пьяного замполита ДОФа:
«Для тех, кто вернулся живой!».
Две бутылки и по салату за счет ресторана и музыка в первую очередь. Самарин оживился и запел марш.
«Как