считались чужими для цивилизованной Англии.
Развитие средств коммуникации, в том числе железнодорожное строительство XIX в., лишь отчасти решало эту проблему. Благодаря транспортным сетям все большее количество шотландцев попадало в Лондон и другие крупные города, а это вызывало негодование многих англичан, рассматривавших выходцев с Севера как конкурентов на и без того насыщенном рынке труда. Все в шотландцах – их необычный говор, манера одеваться, предприимчивость и бережливость, стремление к сохранению собственной культуры в чужом окружении – вызывало раздражительность жителей Лондона. И только Империя, где жители и Севера, и Юга оказались в меньшинстве в зачастую враждебном окружении и вынуждены были вместе решать общие задачи, примирила их и заставила искать, зачастую и изобретать, общую традицию и культуру, создавать британскую идентичность.
Конструируя британскую национальную идентичность, и в этом смысле преодолевая границу, разделявшую жителей двух частей королевства, каледонцы не утрачивали собственно шотландской идентичности. Социальная и территориальная мобильность, характерные для модернизирующегося общества, сыграли для развития национального самосознания Шотландии скорее положительную роль. Несмотря на те преобразования, которые Шотландии довелось пережить в XVIII и XIX вв., ей удалось сохранить символы, составлявшие ядро ее идентичности. Представления о прошлом и о нынешнем положении Шотландии в рамках Британии нашли свое воплощение в сформировавшемся мифосимволическом комплексе – смеси мифа, памяти, знаков и символов, которая не просто определяла принадлежность к шотландской нации, но также и саму идею «шотландскости», выражая то, что значит быть шотландцем. Важно, что существование, статус и безопасность шотландской нации находилась в прямой зависимости от статуса ее национальных символов, включая символы прошлого, чем и объясняется их значимость для нации[4]. И именно поэтому люди готовы были отстаивать эти символы, следовать за своими лидерами, приравнявшими национальные символы к самой нации.
Это отождествление символов с самим прошлым способно, вероятно, объяснить, почему идея нации в исторической ретроспективе и в современности столь могущественна, откуда она черпает свои силы. Человек, защищающий национальную идентичность, отстаивает в равной степени и свое самосознание, собственные интересы, в том числе и материальные блага, и борется за выживание своего народа, своей территории, за веру – все то, что воплощено в национальных символах. И очевидно, что попытки создать идею нации только тогда успешны, когда они подкрепляются политикой в области символов.
В результате процесса трансформации идентичности к середине XIX в. сформировался целый ряд бинарных оппозиций, отражающих противоречивое отношение к процессу англо-шотландской интеграции, однако все они ориентированы не по вертикали, то есть имеют не диахронный, а синхронный