можно датировать 1850-ми годами[7], когда была инициирована кампания по возвращению парламента. Однако даже в этих условиях уния не оспаривалась, поскольку объединенный парламент устраивал шотландский бизнес и обеспечивал внешнюю торговлю и защиту общей британской культуры. В свою очередь Англия не желала ущемлять права шотландцев. Основные трения в Британии носили межпартийный характер, а не англошотландский. Шотландцы имели прочные связи с английской либеральной партией или английскими религиозными диссидентами.
Шотландцы продолжали развитие своей идентичности в тесной связи с англичанами. Наибольшая возможность для ассимиляции теперь таилась в сфере бизнеса. Торговцы из Глазго были гораздо более заинтересованы в развитии свободной узаконенной торговли, нежели в каких-то древних правах и интересах шотландской культуры. Менялась социальная ситуация, менялись законы, менялось отношение к ним.
Шотландцы впитывали и имперскую идеологию. В этом смысле они были обычной европейской страной. Такие авторы, как Роберт Льюис Стивенсон или Вайолет Джейкоб, акцентировали внимание на связях между имперской культурой и развитием колоний. Но народная культура адаптировала национализм не только посредством литературы, но и других источников, например, рассказов миссионеров, таких как шотландец Дэвид Ливингстон, который воспевал британский военный патриотизм, основанный на шотландском национализме, а также расистский миф о цивилизационном влиянии шотландской протестантской культуры на коренные народы.
Когда в 1920-е гг. в Шотландии стала возрождаться националистическая культура, лозунгом националистов было то, что на протяжении XIX в. Шотландия была подчинена Англии. В качестве аргумента приводился факт, что даже движение в защиту парламента всячески подавлялось, его просто не было. В действительности же все было наоборот – движение за возрождение шотландского парламента не получило развития из-за того, что шотландский средний класс был самодостаточен и обладал реальной автономией. Массы людей были устранены от механизмов реальной власти, но и в этом Шотландия была типичной европейской страной.
Была ли политическая система, созданная шотландцами, государством? Граница между государством и нацией – это еще одна проблема, связанная с изучением шотландской национальной идентичности. И этот вопрос в шотландской истории последних трех столетий также является одной из самых дискуссионных. Ответ на него не легок, как не просты и сами феномены нации и государства. Если подходить с точки зрения веберовского понимания государства как института насилия – то ответ должен быть отрицательным, в Шотландии такой структуры построено не было. Но в реальности государство гораздо более широкое понятие, нежели просто институт ведения войны с внешним врагом или принуждение оппозиции внутренней. Шотландия имела свое локальное государство, и его правящие структуры обладали властью символической, но той, которой