годы подходили к концу. Сколько лет прошло, а помню наш студенческий гимн:
«Течет века Москва-река,
Ветхий дом там от старости кренится.
Пройдут года, но никогда
Наши чувства к нему не изменятся.
Вот год пройдет, и курс пойдет
Жизнь вышагивать брючками узкими
За Крымский мост, за сотни верст
Где нечасто встречаются русские…»
Так потом все и было. Не все выпускники нашего курса были взяты на работу в Министерство иностранных дел: многие ушли на преподавательскую работу в разные НИИ, кто-то был распределен в КГБ и другие хитрые организации, а иные подались в журналистику. Толковые специалисты с хорошим знанием иностранных языков, да еще с хорошей политической подготовкой были востребованы повсюду. Те же, кто был распределен на работу в МИД, стали «коллегами».
В МИД распределили лучших студентов. Важность этого государственного учреждения прекрасно понимал еще Петр I, приписав собственноручно на документе, озаглавленном «Определение коллегии иностранных дел» следующие слова: «К делам иностранным служителей коллегии иметь верных и добрых, чтоб не было дыряво, и в том крепко смотреть; а ежели кто непотребного в оное место допустит или, ведая за кем в сем деле вину, и не объявит, то будут наказаны яко изменники».
Кадровики, подбиравшие сотрудников на работу в МИД СССР, хорошо усвоили этот наказ самодержца.
Башня на смоленской: коллеги по МИДу
В 2002 году Министерство иностранных дел отмечало свое 200-летие. Особо отличившимся сотрудникам и ветеранам дипслужбы вручали памятную медаль. Есть такая медаль и у меня – еще бы, ведь я отработал здесь (страшно подумать!) сорок лет, т. е. одну пятую из 200 лет.
Летом 1947 года меня везли вместе с другими ребятами в кузове грузовика (автобусов еще не было) в пионерский лагерь. На Смоленской-Сенной колонна грузовиков, украшенных красными флажками, остановилась на светофоре. На фоне утреннего неба вздымалась громада будущего МИДа. Я в Марьиной Роще кроме бараков и деревянных двухэтажных домишек ничего подобного не видел. Здание строили пленные немцы: война-то кончилась только два года назад. «Вчерашний день в шестом часу зашел я на Сенную. Там били женщину кнутом, крестьянку молодую». Эти строки мы все помним со школьной скамьи. Это гносеологические корни русской революции: царская тирания, социальная несправедливость, забитый народ и т. п.
«Возвратясь из Кенигсберга,
Я приблизился к стране,
Где не любят Гутенберга
И находят вкус в говне.
Выпил русского настою,
Услыхал „е… ну мать“,
И пошли передо мною
Хари русские плясать».
Это тоже некрасовские строки, только узнал я их, когда сам стал читать: в школе нам этого не преподавали. «Страдалец» за русский народ был не так уж прост и однозначен, как нас учили.
Думал ли я тогда, семилетний оголец, что вся моя жизнь будет привязана к высотному зданию на Смоленской-Сенной.