Николай Баранов

Время умирать. Рязань, год 1237


Скачать книгу

– огороды, еще дальше щетинятся стерней сжатые поля. Меж домов бродят редкие, какие-то полусонные половцы. Количество их, сидящих в домах, прикинули по величине табуна. Выходило действительно сотни три, не меньше.

      Все это Ратислав с Могутой рассматривали с опушки дубравы, росшей в версте от деревеньки. Листву молодые дубки почти всю сбросили, но по опушке рос густой кустарник, еще сохранивший пожелтевшие листья и хорошо скрывающий и всадника, и коня.

      – Что-то дозорных не видать, – произнес Могута, обозрев со всем тщанием подступы к веси. – Неужто не выставили?

      – Половцы могут, – усмехнулся углом рта Ратьша. – Всегда славились беспечностью, сам знаешь. А тут силу почуяли, совсем обнаглели.

      – Надобно наказать.

      Ратислав кивнул:

      – Накажем. Бери две сотни стражи. Ударишь справа. Табун отрежь в первую очередь. Ждан!

      Боярин повернулся к стоящему слева и чуть позади выборному воеводе ополчения, могучему мужику с черной, вьющейся копной волос на голове и курчавой рыжеватой бородой. Тот ткнул пятками здоровенного, себе под стать жеребца и подъехал к Ратьше поближе.

      – Бери своих, ударишь слева. Я с тремя сотнями бью по центру. Прижимаем их к берегу: половец без коня пловец плохой. Да и вода студеная, не полезут. А кто и полезет, так перетонут. Старайтесь не упустить никого: если бегунцы предупредят других, те будут стеречься, врасплох уже не застанем. Да, еще: сразу вскачь не пускайтесь и не орите, езжайте спокойно, пока не всполошатся, а уж потом…

      Могута с Жданом кивнули и начали разворачивать коней.

      – Про языков не забудьте. Кто будет сдаваться, не рубите.

      Те кивнули еще раз и разъехались каждый в свою сторону. Ратислав выждал, когда затихнет топот копыт отправленных вправо и влево сотен. Потом подал знак сбившимся за ним, дышащим паром трем сотням и не спеша направил коня в сторону деревни.

      Сегодня под седлом у воеводы был Буян: на битву шли. Ехали шагом. Боярин – впереди. Саженях в десяти за ним три сотни степной стражи разворачивались в широкую лаву, так, чтобы захватить деревеньку по всей длине. Далеко справа и слева вдоль берега реки на селение двигались отряды Могуты и Ждана.

      Под копытами жеребца захрустела стерня сжатого поля. Половцы тревоги пока не поднимали. Пьяные, что ли? Может быть. Эта деревенька, помнится, славилась своими медами. Вон у левого ее конца ульи понаставлены. В груди ворохнулась жалость к мелким трудолюбивым тварям, попрятавшимся в ульях на зимовку: пропадут без хозяйского глазу, даже если находники не пожгут, куражась. Жнивье закончилось, начались огороды. Пустые, чернеющие черноземом грядки издырявлены полузатоптанными лунками от убранной моркови, репы, бурака.

      Русичи миновали больше половины пути к веси, когда один из бредущих по единственной ее улице половцев остановился, приставив руку ко лбу, всмотрелся в безмолвно приближающихся всадников, как-то нелепо подпрыгнул, заверещал и кинулся к ближайшей избе.

      Ратислав