замахали руками.
– Боярин! Сюда! Посмотри, что мы тут нашли!
Свернули вместе с воинами за угол, подошли к скотьему двору, миновали его распахнутые ворота, обошли большую навозную кучу слева от ворот. Встали. За кучей на земле, покрытой соломой, смешанной с комками подтаявшего навоза, лежало несколько мертвых тел. Не половцев – русичей, видимо, не уехавших по какой-то причине из деревеньки и поплатившихся за то.
Ратислав подошел поближе, всмотрелся. Взгляд сразу притянули два трупика мальчишек. Одного постарше – лет пяти и помладше – лет двух-трех. Ребятишки были одеты только в домашние рубашонки, без штанов. Крови на телах видно не было. Головы неестественно вывернуты. Похоже, им просто свернули шеи. Рядом лежал старик, порубленный саблей. Этот, видать, пытался защищаться.
Остальные тела были женскими, безо всякой одежды. Две женщины в возрасте за сорок и три совсем молоденькие, одна из которых практически девчонка. Очевидно, полон половцы брать не собирались, потому с женщинами развлеклись всем скопом, а потом придушили. Тех, кто еще дышал после такого. Потом стащили трупы сюда, к навозной куче, чтобы не мешали.
Почему эта семья не уехала в Онузлу или куда подальше? Может, ждали главу семьи, который, судя по отсутствию среди убитых, находился в отъезде? Может, купец? Ушел по весне в торговый поход вниз по Дону, не побоялся испытать судьбу в бушующей войной степи, да так и не вернулся. Очень может быть. Двор-то богатый, такой простым крестьянским трудом не построишь. А семья все ждала. Вот и дождалась…
Что ж, такова жизнь на степной границе. И смерть… Ну ладно, слава Перуну, отомстить есть кому!
– Пойдем! – Ратьша повернулся и зашагал назад. – Пленные там?
– Да, – кивнул один из воинов. – В избе.
– Ладно. Похороните их как следует… – Он махнул рукой за спину.
– Сделаем, боярин.
Снова подошли к избе. Ратьша приостановился, еще раз окинул ее взглядом. Хорошо построил неизвестно куда пропавший хозяин свое жилье. Стоял большой пятистенок на высокой подклети, сверху, над горницей, надстроен терем. Крыта изба дорогим, особенно в здешних местах, тесом.
Боярин с ближником поднялись на висячее крыльцо избы, пристроенное сбоку, прошли через просторные сени, заставленные хранящимся здесь скарбом, зашли в горницу. Справа от дверей – большая, хорошо выбеленная печь, слева против устья печи – печной угол с прялкой, ручным жерновом, судной лавкой, полки которой уставлены богато раскрашенной кухонной посудой. Не побили. Надо же!
Свернули направо, обходя печь, прошли в красный угол. Просторно здесь, по стенам лавки, наверху, на границе закопченных печным дымом венцов, воронцы – полки, не дающие саже с потолка падать вниз на чистое. Икон не видно: здешние селяне не слишком крепки в Христовой вере. Большой стол, стоявший когда-то в центре, перевернут и сдвинут к стене. Одна ножка отломана.
Еще на входе в ноздри ударил кислый запах, примешивающийся к обычному горьковато-дымному. Чужой для русской избы. Запах степняков. С десяток их сидело в середине жилья на корточках под охраной нескольких воинов