молчания пользователей. Почему они терпят манипуляции, наносящие ущерб их пространствам, их повседневной жизни, почему не бунтуют? Почему протесты ограничены «просвещенными группами», то есть элитой, которую, как правило, эти манипуляции обходят стороной? Элитарная среда, находящаяся на обочине среды политической, шумит – занимается говорильней, – но без особого результата. Почему так называемые «левые» политические партии остаются в стороне от протестов? Почему самые дальновидные политики дорого платят за свою прозорливость[38]? Неужели бюрократия набрала такой вес, что ни одна политическая сила не может ей сопротивляться? У этого поразительного явления мирового масштаба есть множество причин и резонов. Как бы могло сохраняться столь странное равнодушие, если бы внимание и интересы «пользователей» не были отвлечены на другое? если бы на их требования и предложения не выдвигались железные оправдания? если бы эти важнейшие цели не подменялись предметами, вещами? Видимо, социальное пространство подменяется отдельным участком этого пространства, ошибочно считающегося главным, – участок письма, образности, носителями которых выступают тексты (журналистика, литература), на которые делают упор средства массовой информации; короче говоря, абстракция, наделенная ужасающей властью сводить «переживание» на нет.
Быть может, абстрактное пространство, находящее опору в некритическом (позитивном) знании, подкрепление – в ужасающей способности к насилию и поддержку со стороны бюрократии, которая завладевает результатами восходящего капитализма и обращает их в свою пользу, будет длиться вечно? Если бы дело обстояло так, его бы следовало считать местом и средой последнего падения, конечной стабильностью, которую предвидел Гегель, результатом социальной энтропии. Средством от этой падения были бы только конвульсии Ацефала (Жорж Батай). Последним прибежищем неуничтожимого жизненного начала стал бы пустырь.
Если смотреть на дело менее пессимистично, можно показать, что в абстрактном пространстве присутствуют свои особые противоречия; эти противоречия пространства частично восходят к старым противоречиям, доставшимся от исторического времени, но в измененном виде: некоторые из них усиливаются, другие слабеют. Среди этих старых противоречий рождаются новые, которые в ряде случаев ведут абстрактное пространство к концу. При воспроизводстве социальных производственных отношений внутри этого пространства происходит двоякий процесс: распад старых отношений и зарождение новых. Тем самым абстрактное пространство, несмотря на свой негативный характер (а вернее, благодаря своему негативному характеру), порождает новое пространство, которое будет называться пространством дифференциальным. Почему? Потому что абстрактное пространство тяготеет к однородности, уничтожает существующие различия (особенности), а новое пространство может родиться (быть произведенным), лишь подчеркивая