Прошло уже десять лет, но я ничего не понимаю. Кроме одного: я не такая, как Григори.
Верлен отодвинулся, ощутив, что нутро его раздирает на части. Ему хотелось верить ей, и все же он прекрасно знал, на что способны нефилимы. Она могла и солгать.
– Тогда скажи, – спросил Верлен, подбрасывая ювелирной работы яйцо в воздух и ловя его. – Что заставляет тебя вернуться? Неужели Пасхальный кролик?[6]
– Ксения Иванова.
– Дочь Владимира Иванова? – спросил Верлен, становясь серьезным. Смерть этого человека стала одной из многих, сопровождавших проваленную ими миссию в Нью-Йорке; она была первым соприкосновением Верлена с опасным вероломством врагов.
– Владимир являлся одним из немногих моих знакомых за пределами монастыря, – проговорила Эванджелина. – Он был связан с моим отцом. После его смерти кафе перешло к Ксении, и она по доброте своей взяла меня на работу и позволила жить в крохотной комнатке в задней части магазина, вычитая плату из моего заработка. Так проходили годы. Я подружилась с Ксенией, хотя никогда не испытывала уверенности в том, что она действительно понимает, чем именно занимался ее отец, а также мою тесную связь с ним.
– Не сомневаюсь в том, что ты особо и не старалась просветить ее, – проговорил Верлен.
Бросив на него быстрый взгляд, Эванджелина решила проигнорировать реплику ангелолога и продолжила:
– Словом, я была удивлена, когда в прошлом месяце Ксения объявила, что должна кое о чем поговорить со мной. Мы поднялись наверх, в комнату мужчины, все еще полную его вещей, словно он недавно выехал из нее. Она показала то самое яйцо, какое сейчас находится в твоих руках, и сказала, что, к собственному удивлению, нашла его среди вещей Владимира.
– Оно совершенно не в его стиле, – заметил Верлен.
Владимир был аскет. Его кафе в Малой Италии маскировало крайне строгую жизнь.
– Наверно, он приберегал яйцо для кого-то другого, – проговорила Эванджелина. – Это был единственный предмет подобного рода среди вещей Иванова. Ксения обнаружила его завернутым в полотно в одном из чемоданов. Она думала, что он привез его в Нью-Йорк из Парижа в восьмидесятых годах. Ксения не знала, что с ним делать, и потому просто хранила у себя. Однако несколько месяцев назад отнесла его к аукционисту для оценки, и вскоре после этого в доме стали твориться странные вещи. Ее начали преследовать нефилимы. Они обыскали комнаты и кафе. Рассказывая мне о яйце, Ксения трепетала от ужаса. Однажды ночью в квартиру вломились двое гибборимов и попытались украсть яйцо. Одного я убила, другой сбежал. После этого я поняла, что придется рассказать Ксении всю правду. Я поведала обо всем – о наших отцах, нефилимах, даже о моей собственной ситуации, – и оказалось, что она знает о работе Владимира больше, чем я предполагала сначала. Наконец дама согласилась закрыть свое дело и исчезнуть из вида. Вот почему я здесь. Необходимо найти кого-нибудь, кто поможет объяснить,