арену вышла следующая пара гладиаторов, и Крисп отодвинулся назад. Теперь это был вооруженный лишь сетью и трезубцем ретиарий. Противником ретиария был гладиатор в коническом шлеме с большим щитом и коротким мечом. Нетрудно было догадаться, что задача ретиария – запутать в сети противника, но гладкий конический шлем мешал это сделать. Я не ожидал, что их поединок так меня увлечет. Гладиатор без шлема и доспехов был уязвим, но обладал большей свободой в передвижении. Доспехи не давали противнику двигаться легко и быстро, зато служили надежной защитой. Да, этот бой был проверкой на мастерство для обоих гладиаторов.
В итоге ретиарий пал, но только после того, как долго и умело бился и гонял по арене своего противника. Потерпев поражение, он, согласно традиции, опустился на колени и с готовностью ожидал приговора толпы.
Толпе ретиарий понравился, люди на трибунах кричали:
– Mitte![19]
Клавдий встал и, спокойно оглядев трибуны, опустил большой палец вниз и сказал:
– Iugula![20]
Он и дальше жевал орехи, а гладиатор принял смерть, и все видели его искаженное болью лицо.
После этого боя я хотел лишь одного – чтобы день поскорее закончился. Клавдий, не обращая внимания на желание толпы, раз за разом обрекал на смерть всех участвовавших в боях ретиариев. Песок на арене стал розовым. Да, его постоянно выравнивали граблями, но под конец желтого песка просто не осталось.
В паланкине на обратном пути домой я сидел молча, а мать всю дорогу непринужденно болтала. Крисп, в отличие от матери, заметил, что я будто язык проглотил, и спросил о причине моего беспокойства.
– Клавдий! – выпалил я. – Он такой жестокий. Даже не обращал внимания на желание публики и стольких приказал убить!
– Лишь ретиариев. Только они бьются без шлемов, и он видит их лица в момент смерти. – Тут мой отчим глубоко вздохнул и добавил: – Нравится Клавдию на такое смотреть.
XIV
Крисп был постоянно занят – консульские обязанности отнимают много времени, – а я вдруг понял, что скучаю по нему, когда его нет дома. Он исполнял свой долг с той же легкостью, с какой носил тогу, а тога – дело хитрое: чтобы в нее правильно облачиться, без помощника не обойтись. И да, это самое неудобное облачение, какое только можно придумать для человека. Признаюсь, я завидовал женщинам, хотя бы потому, что им не предписывалось носить подобное одеяние. Но Крисп как будто никогда не тяготился бесконечными складками ткани и носил тогу так же непринужденно, как и участвовал в дебатах. По вечерам за ужином он часто рассказывал об этих дебатах в своей особенной забавной манере, передразнивая коллег-сенаторов.
Помню, однажды, откинувшись на спинку дивана и попивая вино из кубка, он сказал:
– Они кудахтали и кукарекали, точно старые петухи на скотном дворе. Один хорохорится, другой дрожит от страха.
– И что же вы обсуждали, мой дорогой супруг? – спросила мать, выбирая на блюде кусок повкуснее (а я прямо увидел, как она