Честно говоря, я думал, будто Сенька вместе с помощниками – ряженые или сумасшедшие. Сейчас, зная, что они могут меня нарубить на куски, я бы не осмелился так нападать. Да и они не ожидали от безоружного пешехода такой прыти.
Поразмыслив, князь согласился со мной. И внезапно задал мне самый сложный вопрос:
– А что будет с Киевом? Сохранится ли сей град до твоих дней?
– Сохранится, – нахмурился я, – а остального лучше тебе не знать, князь. Лучше дожить свой век спокойно и не ведать того.
Но князь так решительно просил меня поведать ему правду, что я не смог отказать. С удивлением я узнал, что во времена Мономаха название «Москва» уже было известно:
– Да быть того не может, чтобы эти деревушки болотные стольным градом стали! – поразился князь Владимир. – Там же сырость вечная, да леса непроходимые!
Пользуясь моментом, я поспешил узнать от сведущего человека, откуда происходит загадочное название русской столицы.
– Московь? – прищурился князь. – Это так наши деды и прадеды говорили – вроде как это значит «болотная или мокрая». Древние русичи «московью» всякую сырость кликали.
Вот тебе и раз! Выходит, никакие «Мосох» и «Ква» здесь ни при чём, также, как неверна и гипотеза финского происхождения слова! Вот только… Не исключено, что я никогда не донесу это славное открытие до своих современников.
– Там сегодня много деревушек, – рассказывал князь, – Воробьево, Симоново, Высоцкое. Был я там проездом, когда в Ростов ездил, храм закладывать.
Лично я всегда был противником теории, что вмешательство в прошлое необратимо изменит будущее. Мне кажется – чему быть, того не миновать. Посему я говорил с князем без страха, что с карты современной мне России исчезнет мой родной город, а вместо него появится какой-нибудь Нижнеплюйск-Залесский. И всё-таки, рассказывая князю о будущем значении Москвы, я подумал, что именно его сыну, Юрию Долгорукому, приписывают основание крепости на Москва-реке в 1147 году. Впрочем, если я попал в это время, значит так было надо…
Я долго втолковывал князю, что русские люди разделятся в будущем на украинцев, белорусов и «москалей». И что именно «москали» по версии случайных правителей Киева, «зробили» на Украине «голодомор».
Князь, слушая всё это, рвал и метал. Казалось, что он сейчас пробьёт посохом стену и повелит немедленно привести к нему тех, кто разделил некогда единую Святую Русь. На лютый, но справедливый правёж, то бишь взыскание долгов.
Я поведал о Чернобыле, о том, что Киев тоже будет страдать от аварии на АЭС. Радиацию я описал, как «незримую смерть», которая проникает сквозь стены.
Князь сидел, понурив голову, зажав её между рук:
– Ой, в страшное время ты живёшь, путник, в страшное… Лучше мне того бы не знать. Мы же все трудимся, верим, что будущее будет светлым для Руси.
Тут он встал, глубоко вздохнул и вперил в меня свой указательный палец. Глаза князя пылали:
– Но знай, странник – будет жить Русь! Ещё всем ворогам,