этого братства. Да, они называли свое сообщество «братством» и считали, что живут одной семьей. Но при чем здесь я?
Айзек поставил меня на ноги, открыл дверь и без спроса вошел. Док что-то читал. Он поднял глаза и взглядом показал куда меня положить. В его глазах не было ни удивления, ни злорадства, ни сочувствия.
Айзек, не задавая вопросов, положил меня в угол, прямо на пол.
– Ступай, брат, – сказал ему Док. – Я справлюсь сам. Как всегда.
Айзек нерешительно замялся у двери:
– Я мог бы помочь, лихорадка – опасная штука, мне ли не знать…
– Лихорадка – это болезнь тела, что в ней опасного? – медленно сказал Док. Потом он встал и подошел ко мне, – Я прочитал много книг и знаю, как победить любую болезнь, Айзек. Но наш брат Майкл болен духом. Зачем мне лечить человеку тело, когда у него больной разум?
И тут меня накрыло: все завертелось перед глазами, в ушах раздался какой-то рев, который через мгновение превратился в тонкий свист. И этот свист становился все громче и громче, пока не заполнил все сознание. От невыносимой боли я стал кататься по полу, но мне становилось только хуже.
Потом свист стал стихать. Все по-прежнему кружилось в огромном водовороте перед глазами, но свист уже не был столь невыносимым.
Я почувствовал, как Док положил мне ладонь на лоб. Она была прохладной и сухой, и я хотел, чтобы он держал так свою руку как можно дольше.
– Открой глаза, Майкл, – сказал Док.
Я боялся, что все опять закрутится в спираль…
– Открой глаза, Майкл, – строго повторил Док.
Он стоял на коленях рядом со мной, его ладонь лежала у меня на лбу. Его белый халат весь перепачкан кровью и рвотой и, судя по всему, виной тому был я.
Но хуже всего выглядел сам Док, он состарился на двадцать лет, лицо заросло седой бородой и покрылось морщинами, глаза стали мутными и невыразительными.
– Что со мной? – спросил я, больше всего опасаясь, что он уберет свою ладонь у меня со лба.
– Лихорадка, – спокойно сказал он, – здесь она у многих случается поначалу.
– Какая еще лихорадка? Откуда здесь малярийные комары? Мы в Африке?
Док все—таки убрал руку с моего лба:
– Мы называем это лихорадкой, потому что так привыкли. Сейчас твоя болезнь ушла, но она коварна и может вернуться в любой момент. Если я рядом, ничего не бойся: я всегда спасу тебя, как ежедневно спасаю тех, кто уверовал и пошел по жизни путем праведников.
Он улыбнулся мне доброй отеческой улыбкой, но потом вдруг его глаза стали строгими, и улыбка исчезла с лица.
– Майкл, – жестко сказал он, – я спрошу тебя один раз: ты с нами? Если нет, то уйди сейчас же и никогда не возвращайся сюда.
Метаморфоза с его лицом оказалась столь неожиданной, что я не смог ответить ему сразу.
Только что передо мной был старший друг и наставник, сейчас на меня строго взирал суровый начальник.
– У меня нет выбора, Док, – наконец сказал я. – Если случится еще один приступ, мне не жить.
– Выбор