крошечные гусята, на столе глодала косточку пушистая кошка, по стенам висели ряды начищенных медных сковородок.
В меню сегодня были луковый суп на кости, тушеное с овощами мясо и грушевый пирог. Помимо вина и сыра, все блюда были простыми, деревенскими. Возможно, именно за этим сюда и стремились друзья Жорж – тут вкусно и просто кормили до отвала, а о диетах пока что никто не задумывался, худышки не были в моде.
Вошла Катрин – пришло время переодеваться к ужину. Эти графья что, не могут поесть в дневном платье, что ли?! Я мысленно плюнула и решила надеть брюки и рубаху (сорочку по-местному), никаких жилетов с жакетами (и тем более, корсетов) мне не надо. Если общество предпочитает глубокий вырез – пожалуйста, блузку можно и не застегивать до верха! Даже сексуальнее выглядит, с такой-то фигурой! Как вишенку на торте, в расстегнутое декольте я уместила фамильное ожерелье с огромным рубином.
В нашем маленьком обществе мое появление вызвало фурор. Не привыкли еще люди к простоте – брюки и блуза зачастую выглядят более женственно, нежели шикарное платье в пол.
Лист, увидев меня, с жалобным выражением сглотнул, Мицкевич уважительно крякнул, а Фредерик даже не повернулся, так и продолжил смотреть на огонь в камине, зануда. «Это просто каменное лицо!» – писала чуть позже Жорж. Даже ежику понятно, о ком шла речь.
– Дорогая! – воскликнула Мари, наряженная, на сей раз, в красные рюшечки. – Вы превзошли саму себя! Великолепный образ, а главное – ничего лишнего! Но только не выходите в свет в таком виде, это может отбросить тень на вашу репутацию, она и так несколько пострадала.
– Я не особенно дорожу тем, что аристократки называют репутацией, – вспомнила я монолог Консуэло и закурила. – Я слишком незаметное в мире существо, чтобы обращать внимание на то, что думают о моей чести. Для меня честь состоит в том, чтобы выполнять свои обещания. Вот и все. Шопен, вы не видели маркиза? – я коснулась плеча композитора, отчего он вздрогнул, как от разряда тока, едва не подпрыгнув. Это же надо, настолько уйти в себя!
– Что?.. – ну, наконец-то, каменный идол соизволил снизойти.
– Мы потеряли маркиза, ты не видел его, Фредерик?
Фредерик ортицательно покачал головой и вновь засмотрелся на огонь. Лицо его в свете живого пламени казалось хищным и заостренным, блестящие глаза – чуть безумными. Вероятно, в голове Шопена вилось торнадо звуков, которым он, словно дирижер, легко руководил. Я отошла: пока гений творит, пока у него зарождается нечто эпохальное, лучше рядом не стоять – торнадо зацепит.
Крутя в руках бокал вина, я подошла к висящей над камином картине. Это был небольшой этюд двойного портрета Жорж Санд и Шопена. Его автор, Эжен Делакруа, великий художник, создавший полотно «Свобода на баррикадах», был одним из лучших друзей Санд. Он изобразил композитора, восторженно играющего на рояле, и сидящую рядом, спокойно опустившую голову писательницу. Полотно написано в красно-коричневых тонах, светлыми пятнами выделяются оба лица и их руки. Любовники полностью