текст, я направила взгляд на белое облако в виде кудрявого барана, черные буквы на его фоне читались легко. Но дочитать мне не дали – из-за большого вяза на меня выглянул Лист.
– Жорж, вы витаете в облаках? На вас не похоже. Уж не заболели ли, дорогая? Позвольте, я помогу вам подняться.
Он подал руку, обхватив меня за талию, с легкостью поднял на ноги. Руку с талии, кстати, так и не убрал. Хм, он что, тоже был любовником баронессы?! Забавная мадам…
– Простите, но я слышал вашу ссору с сыном, весьма сожалею. С чего мальчик вспылил, мы все так и не поняли.
– Надеюсь, он никого не вызвал?..
– Нет, что вы, Жорж! Морис с возрастом стал очень похож на вас – говорит остро, но всегда на грани. Он далеко пойдет, ваш Морис…
Мы спустились к озеру, прошли вдоль берега. Недалеко, прямо за раскидистой ивой, показалась мраморная беседка. Но в ее тени сидеть никто не стремился – гости, нежась на солнце, расслабленно расположились прямо на земле. На покрывале были расставлены блюда и кофейники, наигрывала гитара, слышалась восторженная польская речь. Это напоминало какую-то картину, написанную эпохой попозже. Ренуар? Мане? Моне?.. Но в импрессионистах я не была сильна (пока не приходилось вдохновлять никого из них), поэтому оставила бесполезное перебирание французских фамилий.
Мы подошли поближе. Мари Агу лениво наигрывала на гитаре, два поляка о чем-то болтали. Шопен периодически глухо покашливал, у его ног сидел юноша с книжкой. Нет, это была девушка в брюках, жилете и мужской сорочке. Пухленький и нескладный подросток с огромными черными глазами и прыщами на пол-лица. Вероятно, это была Соланж, младшая дочь баронессы.
И эта дочь (к слову, моя дочь) взирала на Шопена (на моего Шопена!) абсолютно влюбленными глазами. Как на божество, как на икону, вдыхая, когда вдыхал он, ненароком повторяя его позы и движения. Да она влюблена в него! Морис прав! Та еще Санта-Барбара: мать живет с любовником, ее сын его не любит, ее дочь его любит, а он любит только сам себя и музыку. Ну и семейка…
– Мари, будь любезна, отложи гитару подальше, – поморщился тем временем Лист. – Те звуки, что ты столь неумело извлекаешь, отдают в моей голове зубной болью.
Графиня с недовольным видом отложила гитару и обожгла своего друга яростным взглядом. Насколько я успела понять, эти двое уже давно расстались, но на людях и в гости выбирались вместе, чтобы соблюсти приличия.
На помощь к Агу пришел Шопен:
– Франц, ты несправедлив к графине, ведь Мари старается, я это вижу. Начинать никогда не поздно, а для того, чтобы научиться музыке, ментору придется пережить много неприятных моментов, внимая явным ошибкам. На то он и учитель. К примеру, мои ученицы весьма мало играют на занятиях – они чаще смотрят, наблюдая за моей аппликатурой.
– Признайтесь, друг мой, они просто платят за небольшой, но личный концерт! – хохотнул Лист, Шопен покраснел.
– О, вы такой чудесный учитель… – обожающе глядя на Фредерика, проблеяла Соланж.
Я рыкнула:
– Полагаю, коли