мерцающем асфальте, и вчера, и сегодня – и надежду…
Кивая и длительно моргая тяжелыми ресницами, она передала ответ через отражающие кристаллы кошачьих глаз:
– Зажглась в лазури полная луна, с твоей душою странно сочетаясь, она хотела быть на высоте и быстро шла своим путем небесным, – Саша протянула руку вперед, к Луне над черными крышами, силясь объяснить все как можно более понятно. – И вместе с негой сладостной дремоты упал на землю ласковый покров ее лучей сребристо-шелковистых, прильнул к устам полу-раскрытых роз…
«Полу-раскрытых роз» – где-то это уже было…»
Под хриплую, зябкую песню Уэйтса медленно двигались в танце Кико и Лейла – ее маленькое лицо с ласковыми глазами у него на плече, его сухие белые руки на красной ткани ее платья, а между ними – свернувшийся зародыш ребенка в ее загорелом животе.
– И умерли в изнеможенье розы, их души отлетели к небесам, благоуханьем легким и воздушным…
Кто это сказал – Кико или Збыш, стоящий так рядом у открытого окна, что Саша видела трещинки на его губах – улыбающихся – и появилось внезапное ощущение тихо приложенного к спине влажного полотенца.
– В себя впивая лунный поцелуй, с улыбкой счастья розы умирали, – не двигаясь, глядя в глубину ее глаз.
Мелькнули и пропали где-то в розоватом полумраке комнаты, наполненной музыкой и голосами, зеленые стекла Гонзо, его тонко улыбающийся рот; потом Сабах потянулся, слегка потерся о Сашино плечо и, ворча, спрыгнул на пол.
– И очарован был цветущий сад – тобой, твоим присутствием чудесным…
Действительно, совсем не пахло анашой или табаком – это пахли розы, хотя на полке над столиком в керамической пыльной вазе стояли всего лишь луговые ромашки и сиреневые стрелки Иван-чая – все собрано на берегах Яузы Евреем во время меланхолической прогулки на Лосиный остров.
«Но это совершенно не важно, что стоит в вазе – главное, чем это пахнет»
– Какая ночь, – сказал, улыбаясь, Збыш, глядя синими-синими глазами.
– В такую ночь глупо сидеть в комнате.
Возвращаясь словно откуда-то издалека, Саша, опасаясь смотреть в незнакомое пристальное лицо, огляделась и увидела: тонкие улыбающиеся губы Гонзо, сидящего в кресле, что ближе к окну – незагорелые ноги вытянуты, бледный овал лица в зеленых слепых очках повернут к Саше, к Збышу, к лениво спрыгивающему с подоконника Сабаху, направляющемуся по заляпанному разноцветными красками полу под ноги нежно обнявшимся, медленно покачивающимся в танце в розовом слабом свете Лейле и Кико, похожим на кораблик, приближающийся ко сну; как раз за ними – открывающаяся дверь и входящие, смущенные и довольные друг другом Вера и Еврей, неплохо расслабившиеся в ванной, где всего-то что через стеночку впал в тяжелое оцепенение Никос, не сумевший открыть дверь с этой хитрой ручкой-запором, бессильно опустившийся на прохладный унитаз, забытый всеми; а Микки с Адой, лежа на диване, обменивались благожелательными