100 рассказок про Марусю. Вполне откровенные и немножко волшебные истории про Марусю и других обитателей Москвы. Книга вторая
Алёна Николаевна, с минуту поколебавшись, вслед за бойфрендом к домашним блинам тоже приложилась. А как приложилась, так и оторваться не смогла. Все до единого блинчики в пять минут были съедены.
– «Сени» давай! – повернувшись к музыкантам, неожиданно для самого себя гаркнул обычно сдержанный Тарас Антоныч.
– Давай «Сени»! – громко поддержала его Алёна Николаевна.
Еще несколько голосов за «Сени» высказались, и оркестрик вместе с хором с энтузиазмом взялись бисовую волю публики исполнять.
Алёна Николаевна с Марусей сцепили локти кренделем и закружились в танце. А Тарас Антоныч, сделав короткий выход с удалыми прихлопами, пошел вокруг них вприсядку. И так они отплясывали, что заслужили бурные аплодисменты многочисленных зрителей.
Наплясавшись и раскланявшись, сами своей танцевальной расторопностью ошеломленные, бодрые и разгоряченные, чувствовали они себя заново родившимися.
– Что за блины у Вас, Марусенька, такие – наркотические? – вопрошала Алёна Николаевна. – Не по-детски, надо сказать, с них вштыривает!
– А они у меня солнечные, – улыбнулась Маруся. – То бишь солнцем напитанные и солнцу посвященные.
– O sole, o sole mio!.. – пропел разрумянившийся от танца Тарас Антоныч.
– Пеки блиныыыы, блины пекииии! – подхватили Маруся и Алёна Николаевна популярный неаполитанский мотив.
Их заздравное, посвященное солнцу пение, было прервано оркестром, загромыхавшим «Зиму в избушке».
Под знакомую каждому песню развеселился московский народ – и стар и млад затеяли в «ручеек» играть.
Маруся с друзьями тоже в стороне не остались. А вслед за ними новые участники в «ручеек» всё вливались и вливались. Не прошло и пяти минут, как заполонил масленичный «ручей» большую часть исторической московской улицы. И ежели бы пришлось оказаться на празднике представителям Книги Рекордов Гиннеса, не преминули бы они сей «ручеек» в свой бесконечный список занести.
А знаете, Любезный Мой Читатель, хорошо, что Гиннесом на московской Масленице и не пахло. Ну ее, эту маниакальную потребность устанавливать рекорды и их документировать. Потому как, думается мне, что негоже подвергать такие массовые экспромты документальной фиксации. То, что на душевном подъеме, но не записи ради делается, пусть в душе каждого участника и останется. Лишь тогда обретет оно силу радости, в массовой и индивидуальной памяти закрепится и во времени не потеряется.
Вернемся, однако, к Марусиной масленице.
Как бы ни мечталось Марусе ясную, праздничную масленичную погоду хотя бы на денек продлить, не в Марусиной это было компетенции. К вечеру московское небо затянуло облаками, а на следующее утро снег пошел. Пасмурная погода в Москве несколько дней простояла.
На третий день позвонила Марусе Алёна Николаевна.
– Что за чудеса, Марусенька! На улице снег, слякотно и серо, а у меня на душе так радостно, словно оприходовало ее множество солнечных зайчиков! А в помощь им из грядущей весны соловьи с их переливчатыми напевами