под шкурой видать. Плохо дело! Только сделать ничо не можем мы для него… Поднял он голову, да глядит на меня. Осунулся весь, будто мертвец на меня смотрит. – Сто грамм бы… – прошептал, да улыбнулся мне. А у самого в глазах печаль, тоска такая…
– Ну, дык! Есть! Есть-же у меня, есть! – вспомнил я сразу про водку ту, что в квартире нашли. Самогонку-то! Сумку достал, да выудил оттуда бутылочку. – На-ка! Держи, сердешный! – даже крышечку откупорить помог ему. Взял Иван бутылку, радостный стал! – Ишь ты! – говорит. – А мож у тебя и закусить чего, сыщется?
– Не вопрос! Сыщется и такое! – о-па, – и сухарь ему ржаной из сумки. – На-ка! Держи, друг! Для хорошего человека – все сыщется! Ничо не жалко!
Поблагодарил он меня, выдохнул резко, да и маханул в себя, с треть бутылочки! Жадно так, смачно… Думаю – Во как могет! И не скривился даже. Твердый мужик!
Так и замер Иван с сухарем в руке… Все. Нету больше Ивана! Помер Иван. Убили его гадины эти, окаянные… Жалко-то, итить… Дажить волчок подвывать начал… А я еду. Машину веду, мусор, кочки объезжаю. Да плавненько стараюсь, чтобы не трясло Ваню-то! А у самого слезы… Вроде-бы и знакомы с ним всего-ничего, дык, чтобы вот так живой человек прямо при мне умирал… Не было такого никогда! Да и от кого! От гадости поганой…
Глава 6. Газу!
«Урал» упорно шел сквозь разрушенные улицы города. Двигатель ревел, разрывая тишину, а колеса крушили осколки бетона и стекла под своим весом. Падающие тут и там, обломки кирпича, гулко отскакивали от асфальта, оставляя на нем белесые следы. Время от времени раздавался едва слышный скрип поврежденных конструкций, напоминая о том, что все, что когда-то было прочными зданиями и уютными домами, теперь превратилось в обломки и руины. Вокруг царило полное безмолвие, лишь громыхание грузовика нарушало поникший городской пейзаж. Буквально переступая поваленные столбы и ограды, он уверенно полз мимо обвалившихся стен и проваленных тротуаров. Когда-то эти улицы были полны людей…
Крепко держу руль. Веду машину. Передача ниже – газ на повышенных – плавная работа сцеплением. Потихоньку ползет наш зверь. Переваливается через завалы. Ровно гудит мотор, словно зверь урчит! Приноровился я уже к машине, освоился. Мимо протекают реки осыпавшихся стен и разбитых витрин, медленно плывут горы щербатых домов, кое-где попадаются островки из остовов сгоревших машин. Какая – так стоит, какая – к верху колесами валяется! Будто кто-то огромный, да злой игрался! Все размолотил, все разбросал – погубил… И нету в том «огромном», ни любви к жизни, ни бережного отношения к труду, создавшему все вокруг! Нелюдимое создание так только может, чужое…
Дремлет волчок. Лег на сидении. Лапы под себя сложил, да морду на ногу мою закинул. Хорошо ему. Глаза прикрыл, сопит. Только ушами крутит. Отдыхает, да бдит помаленьку. А отдыхать – можно! Оно и правда, тихо так вокруг. Будто в лесу! Мотор только слыхать, да эхо его среди домов и подворотен гуляет. Широкая улица. Можно маневрировать, да завалы объезжать по краешку. На компас поглядываю, да по карте иду. Той,