ну вы что… мама, ну он же несмышленый, он читать не умеет… мама, ну…
– Если вы держите дома подобное, могли бы хотя бы не подпускать к этому ребенка!
– Мама, ну пожалуйста!..
Тогда-то Сергей и понял: бабушка угрожала им двоим, ему и маме. Поэтому он зарыдал, завопил во весь голос, спасая маму так, как мог спасти ее, будучи маленьким существом, не умеющим ни сурово сводить брови к переносице, ни произносить грозные речи, ни стучать кулаком по столу. Но именно такое оружие сработало: детский рев сперва заглушил бабушкины возмущенные выступления и перетянул на себя внимание мамы, которая запричитала: «тише, тише» и принялась покачивать его на руках, как совсем маленького. Конфликт был погашен. Потом Сергей слышал, как мама со смехом рассказывала папе:
– Сережка схватил… да, картинки там яркие, привлекли внимание… дети любят яркое… он его схватил и потащил… и прямо перед ней, представляешь? Ну у нее и лицо было! – Мама смеялась легко и весело. Она даже не догадывалась, что Сергей схватил журнал потому, что хотел ей помочь, а уж вовсе не из-за ярких картинок.
Мама и папа всегда смеялись над бабушкой и дедушкой, когда их не было, но Сергея это не обманывало – он прекрасно видел родительский страх: в присутствии старшего поколения родители Сергея съеживались до размеров детсадовцев. Позже Сергей понял, что родители целиком зависели от бабушки и дедушки: мать работала секретарем у какого-то большого начальника (бабушка договорилась, чтоб ее туда взяли, этот начальник был при СССР коллегой дедушки), отец числился каким-то сотрудником в администрации, из числа тех, кто получает зарплату просто за то, что делает вид, что что-то делает (и это место ему тоже нашла бабушка). Квартира, в которой они жили, была куплена на бабушкины деньги. Родители по-своему любили друг друга, но Сергей быстро понял, что и источником этой любви было их совместное противостояние бабушке. Мама и папа были похожи на школьников, которые вместе прогуливают уроки и боятся попасться на глаза родителям; однажды Сергей услышал меткую формулировку: «Коллектив сплачивается общей ненавистью к начальству». Он и сам был членом этого коллектива – мама, папа, Сережа – и его это устраивало.
Но чем старше он становился, тем острее ощущалось в такой системе что-то ненормальное, раздражающее. То ли он сам стал умнее, то ли старшее поколение сдало, но постепенно в поведении взрослых все больше просвечивала глупость. Лысеющий папа и седеющая мама, все так же смущающиеся перед бабушкой, выглядели в глазах Сергея как идиоты. Его всякий раз перекашивало, когда отец позволял бабушке поправить на нем галстук («Спасибо, что бы я без вас делал, Маргарита Иванна… позвольте поцеловать вашу ручку!»), а мама, делая круглые глаза, лепетала что-то вроде: «Ой, мамочка, а я и не знала, что вот так правильно складывать рубашки!»
– Смотрите, что я нашел! – Отец вошел в комнату с какой-то палкой. – В туалете за бачком! Сто лет там не прибирались!
Отцов бодрый вид и огромная, обмотанная тряпкой и облепленная пылью палка, наверное, должны были выглядеть