контфункции. Просто Криста – чуть чаще, чуть дольше. В тринадцать никто не мог исполниться сразу.
– Все будет хорошо. – Я рассеянно привлек ее к себе. – Мы обязательно что-нибудь придумаем.
Криста ткнулась лбом в мое плечо, подставив под щеку затылок. Ее волосы пахли лаком, и дождем, и тяжелыми от пыльцы мимозами – такими же, что восемь лет назад выставлялась на больничных подоконниках в приемные часы. Только теперь это был дорогой холодильный запах вперемешку с эвкалиптом и мылом. Так пахли ночные смены в цветочном магазине.
– Ты теплый, – выдохнула она.
– Куртка новая, – нашелся я, хотя та осталась на спинке другого стула.
Криста отстранилась, но не отодвинулась. Разноцветные блики телевизора плыли по ее щекам.
– Может, продать волосы?
Я удивленно моргнул. Криста скользнула пальцами по склеенным прядям.
– Маленькому театру на парики. Я почти не стригу их, не сушу, не крашу – так почему бы и нет? Накладные бороды делают из женских волос, ты знал?
Откуда бы? К тому же куда сильнее меня волновал ее жар.
– У тебя температура, – я попытался коснуться ее лба.
– К черту, – увернулась Криста.
– Ты заболеваешь. Давай купим лекарств.
– Ну уж нет. Все что мне нужно – это власть над людьми, деньги и… суп. Конечно. Спасибо большое.
Мы оба поглядели на официанта, опустившего перед ней тарелку куриного бульона. Минут через пятнадцать обещался удон. О том, что такими темпами побираться у Мару мне предстояло уже завтра, я решил подумать послезавтра.
Поджав губы, Криста подобрала ложку. Она, конечно, пыталась выдержать будничное выражение лица – как всякий человек, не умевший принимать помощь, – но хватило его ненадолго.
– Правда, не стоило… – наконец пробормотала она.
– Коньяк – это не еда, – заметил я.
– А кофе?
Мы обменялись долгими взглядами в зеркале за стойкой. Криста поднесла ложку к лицу. От уязвленной складки между ее бровей у меня защемило сердце. Чем больше мы встречались, тем чаще она представала такой: растрепанной и загнанной, на мучительном перепутье. Но во всем был смысл. Не мог не быть. Я убеждал себя в этом неделями после расставания.
– Что такое? – нахмурилась она.
Я мотнул головой.
– Ничего. Прости.
– Миш, ну…
– Все хорошо. Ешь.
С ложки пролился суп. Криста заморгала, поглядела в тарелку.
– Мне надо еще кое-что сказать.
Она так тоскливо завозила ложкой по дну, пытаясь раздавить, кажется, морковку, что мне снова захотелось обнять ее. И рассказать правду, хотя бы крошечную часть. Заверить, что случайностей не бывало. И каким бы равнодушным и холодным ни казался мир, он нуждался в ней больше, чем она в нем.
– В общем, – Криста откашлялась, – я долго думала и не была уверена, что тебе стоит это знать. В том смысле, что это ничего не меняет, ведь ты… то есть мы… то есть вы…
За нашими спинами что-то грохотнуло. Я обернулся на взрыв пьяного, глотающего извинения хохота.