нельзя было не есть. Нельзя было не спать. Нельзя было, чтобы тело, беспричинно уставая, попыталось сбросить балласт, как случалось в начале. Тогда нас обоих вырубало – ни с чего, на ровном месте. Затем Ариадну перестало, а я по-прежнему хлопался виском о раковину, если откладывал завтрак на обед, а сон на завтра, потому как, привыкнув к хронической усталости, ноющим мышцам, тупой боли в висках – иными словами, к нам – стал все чаще забывать об издержках.
– Это безответственно.
Я отодвинул пустую супницу и пообещал:
– В следующий раз поем по первому же напоминанию.
Ариадна сидела напротив и следила сразу за несколькими телевизорами, развешанными по стенам паба. Ее пальцы по неизвестной мне памяти крутили длинный пакетик с сахаром.
– Не поешь. Ты все оттягиваешь до последнего. Как он.
Это было равнодушное, а потому справедливое замечание. Временами мне хотелось, чтобы оно значило: я-же-говорила. Ведь она говорила. Но у меня всегда находились дела поважнее, чем слушать Ариадну с первого раза. Как и у Минотавра.
В телевизорах белоснежные стойла, увитые плющом, чередовались с хороводом девушек-камелий. Мощные крупы, лощеные шкуры в столбах заокеанской солнечной пыли преломлялись трепетом чахоточных тел. Ставки больше не принимались, и почти все телевизоры в «Улиссе» показывали финальные приготовления к конному забегу. Лишь пара разрозненных экранов разбавляла заводь полнокровного азарта беззвучным показом мод по романам Дюма.
– Я знаю участника под номером восемь, – сказала вдруг Ариадна.
Я поднял взгляд на колонну за ее спиной, обшитую красно-коричневыми панелями. Ариадна смотрела на точно такую же за мной.
– Аутсайдер вечера, – кивнул я. – У него недавно умерла жена.
Ариадна посмотрела на меня, чуть склонив голову, с паузой, похожей на вопрос, а потому я рассеянно добавил:
– Так у бара говорили.
Пакетик с сахаром соскользнул в узкую белую ладонь.
– В прошлый раз он тоже был восьмым.
– А?
Ариадна поглядела вглубь переполненного зала.
– В прошлый раз он только женился.
– Прошлый раз?..
Она не ответила. Я притянул тарелку с жареными баклажанами – сдувшийся ежемесячный бюджет не оставлял мне богатого гастрономического выбора. Я прекрасно понимал, что значил прошлый раз (мы жили через четыре дома, очевидный выбор места, чтобы сходить поужинать вдвоем), но все равно спросил:
– Вы бывали здесь?
Ариадна кивнула. Прошлое для нее ничего не значило, оно было лишь инструментом. И, в отличие от тела, действующим.
– Часто? – Я ткнул вилкой в баклажан.
– Он не любил публичные места.
– Да… что-то о таком слышал.
Ариадна по-прежнему сидела, слегка откинувшись, в три четверти бесстрастного лица, но северно-ледовитый океан в ее взгляде резко сместился мне за спину. Я как раз донес вилку до рта, когда над плечом раздался знакомый, вышибающий из любого, даже посмертного уединения голос:
– Как вы, дорогие? Все отлично?