горький гнев к отцу, поясняя, что грубость нрава и необузданность поступков были обычны в помещичьей среде. Зато отец привил ему смелость, бесстрашие, научил меткой стрельбе, верховой езде… Но главное призвание Некрасова – не страстно любимая им охота и не карты, в которых он был удачлив. Поэтической натурою одарила Некрасова мать, и он будет это помнить до последних дней жизни.
А тогда, на заре туманной юности, настало чёрное время – вскоре за потерей матери последовал ещё один удар – умерла старшая сестра, Елизавета. Она была для Некрасова в семье самым близким, после матери, человеком.
Почему так: всё настоящее, великое оплачено либо большим трудом, либо неизбывным страданием?!..
В жизни думающего человека ничего не бывает случайным – каждый шаг, поступок – частицы большой картины-мозаики под названием «жизнь». Что и говорить, полотна в результате у каждого получаются разные: бытописание, авангард, суровый реализм, бездушный дизайн…
В пору своей учёбы на историческом факультете, вернувшись из Воронежа на каникулы домой, я купила в книжном магазине том избранных сочинений Некрасова. Строго говоря, он был мне не нужен: литературу уже «прошли», а стеснённость в средствах заставляла беречь каждый рубль. Но все разумные расчёты отступили в сторону, когда я открыла книгу:
Если долго сдержанные муки,
Накипев, под сердце подойдут,
Я пишу: рифмованные звуки
Нарушают мой обычный труд.
Всё ж они не хуже плоской прозы
И волнуют мягкие сердца,
Как внезапно хлынувшие слёзы
С огорчённого лица.
Может быть, бо́льшая часть читателей – это несостоявшиеся писатели?!.. «Рифмованные звуки» в то время уже робко нарушали обычный труд, а сердце моё, да, было слишком мягким, чтобы решительно откликнуться на зов слова… Я любила стихи Некрасова – так, как любят свежеиспечённый домашний хлеб, и потому мне была нужна эта книга.
Плотный, цвета тёмной морской волны том за годы своей жизни совершил «кругосветное путешествие» – из провинциального Калача в Воронеж, оттуда, вместе с остальной библиотекой, в Москву, далее с одной квартиры на другую (позже, когда я готовилась к экзаменам в Литинститут, у меня был «свой Некрасов», «свой Лермонтов», «свой Гоголь»), и вот теперь я привезла книгу домой, где пишу этот очерк, работая днём на огороде, а вечером погружаясь в знакомые строки:
Праздник жизни – молодости годы —
Я убил под тяжестью труда
И поэтом, баловнем свободы,
Другом лени – не был никогда.
Мужественность поэзии Некрасова – поразительна. За простотой формы, некоторой прозаичностью изложения – «Нет в тебе поэзии свободной, / Мой суровый, неуклюжий стих!» – сколько честности, умения смотреть невзгодам в лицо, сколько спокойного достоинства, горечи и сожаления о том, что жизнь могла быть красивее и счастливее, и что это состояние обязательно перелилось бы в слово. Некрасов – предвестник разночинцев 60-х годов