обойти нас всех на повороте? Следим, глаз не спускаем, когда он повиснет на заборе, и о чём-то всё говорят, говорят: Носов на улице, куркуль в огороде. Меня подсылали: ты помоложе, пойди, послушай. (При чём тут помоложе – постарше, когда послушать самому любопытно.) Оказывается, они – про сорта пшеницы и породы овец, да так увлечённо. Хлопцы даже разочарованы.
– А морды, морды у них, будто приданое обсуждают.
Смех и слёзы – что с нами эта девочка делала. Ладно мы, вчерашние школьники, но и Носов, Короткевич (вообще дед) – будто и забот других нет, как только из-за неё переживать.
Так что столь необычное имя – Венера – было очень даже кстати. Впрочем, для Полесья сразу и не скажешь, что обычно, а что не обычно. Вроде бы болото на каждом шагу, «главное болото Европы» (тыкал носом саратовец, если очень мы его доставали), а дубов таких и сосен в пять обхватов нигде больше не увидишь. И стариков да баб столетних (и плюс неизвестно, сколько ещё) – поищи таких, разве что на Кавказе. Впрочем, на это у Короткевича есть объяснение:
– А было так, приехали пионеры аж из Минска или откуда. Расскажи, дед, как ты жил, когда Наполеон тут проходил, как всё было. А он: когда случилась Великая Октябрьская революция… Нет, ты про шведов! Дед своё: когда случилась эта революция… «Да мы это уже слышали». Наконец долгожитель прорвался: когда стряслась эта революция, был такой кавардак, что мне приписали лишние 70 лет в метрику…
– Вот кончим немца, – вдруг размечтается Носов, – товарищ Сталин колхозы побоку, приеду к Станкевичу, и будем горбатиться на пару. Бражку из мёда гнать, вас, нахлебников, угощать…
– Куркули, ишь, о чём мечтают! – Хлопцы шуток не понимают, когда на Венеру кто-то покушается. – А на Соловки не хотите?
Через Полесье когда-то путь проходил: из варяг в греки. Значит, и путь из греков к нам. А где греки, там итальянцы – боги и богини ихние в родстве состояли.
Вот такая родословная у нашей Венеры, а тут – какой-то саратовец! Смотреть смотри, никто не запрещает любоваться на нашу Венеру, но из ряда не вылазь.
А однажды чепе приключилось: кто-то полазил возле ульев Станкевича. Называется это: привязать пчёлок. Из патрона выламываешь пулю, горящую спичку к патрону, патрон к лазу – ш-шух! Душегубка для пчёл. Открывай крышку и, не опасаясь укусов, хозяйничай, как фашист. Но не может быть, чтобы это из нашего отряда. Наверняка какие-нибудь чужаки пошурудили. Носова поздравляли: во, как пощупали твоего тестя! А он даже доволен, радуется – чему только: поздравлениям или что Станкевича раскулачили? Такие истории нас всех почему-то забавляют. А, не нравится? Пришли, вернулись в лагерь ночью, в землянке спят покатом, одному, второму со всего маху по заднице – вскакивает, как сумасшедший. А, не нравится?! В этом всё веселье: чтобы человеку не нравилось.
Начальство провело расследование, но попробуй, найди виновных. Носов обещал: ничего, мы с тестем найдём медоежек. В выдранном мёде пчёлки прячутся, вроде бы мёртвые, а в губу вопьётся, как девка пьяная, – рожу и разнесёт.
Сам Станкевич вряд ли настаивал