не чувствую и никуда идти не хочу. Интересно, это новое сознание, сформировавшееся в коматозе, или я и раньше испытывал нечто похожее? И когда я принял кичливый титул верховного властителя? На том самом совете, на котором взял на себя исключительные полномочия? А зачем я их брал? Была же какая-то причина, всему должна быть причина…
Что-то плеснуло в воде за спиной Вэла, заставив его вздрогнуть и обернуться. Но он ничего не смог различить в черноте ночи и стал внимательно прислушиваться, опасаясь, как бы еще какой-нибудь кимбуле не вздумалось напасть на него сзади. Вэл хотел вытащить пистолет, но не успел он поднять руку, как что-то пахнуло ему в нос, и сознание его отключилось.
Единовластный канцлер Солерно планировал жить красиво, переустраивая пространство дворца и отменяя драконовские, хотя и ставшие уже привычными законы, принятые в период диктатуры Паччоли. Уже на следующий день после инаугурации он объявил, что действующая конституция государства не отвечает современным требованиям политической целесообразности и гуманистическим представлениям о праве народа. Вслед за тем в правительствующий сенат поступило предложение разработать проект новой конституции, основанной на демократических принципах государственного устройства, многообразии политических мнений и личных неотъемлемых правах и свободах граждан.
Заявление нового правителя, прозвучавшее по всем информационным каналам страны, по-разному было воспринято жителями Солерно: простой народ – множество, по Зигфриду, – поддался манящим грезам и с надеждой настроился на приход обещанной новой жизни; статусные лица были более сдержанны в проявлении оценки происходящего, критически относясь к обещаниям, так часто звучащим из уст новоиспеченных правителей. К тому же, перетаскивание государственной системы управления на демократические рельсы им лично ничем особенно привлекательным не казалось, напротив, перспектива грядущей реструктуризации власти многих пугала, заставляя испытывать шаткость своего положения. Войти в «новую жизнь» без потерь легко не получится – это понимал каждый, как и то, что двери в нее откроются только приближенным к высшему статусному лицу.
Зигфрид, впервые ставший обладателем всей полноты власти, чувствовал себя прекрасно, питаясь своим всемогуществом как изысканным лакомством. В этом вопросе чувство меры и целесообразности впервые изменило ему: канцлер вошел в двери Дворца Торжеств из одной жизни, а вышел из них в совершенно другую, сдержав данное на ходу слово.
Обещая тотальные перемены солернийцам, Зигфрид Бер забыл, что разменял уже девятый десяток лет, планируя жить вечно, и радовался, что все пока шло по плану.
В сегодняшних планах у Канцлера значилась встреча с генералом Родригесом, согласованная на одиннадцать утра. Но уже в половине десятого, просмотрев ежедневные доклады ведомств и не найдя в них ничего интересного