s> Сергей Попов
© Сергей Попов, 2024
© AntiBiV, 2024
© stella_diurna, 2024
© BlackCat, 2024
© Niyol, 2024
© Дмитрий Епифанцев, 2024
ISBN 978-5-0062-9481-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
AntiBiV
Ромашка
Расцвела ромашка утром ранним;
Солнышка морозного лучи
трепетные лепесточки ранили;
молодые бойкие грачи
истоптали цветик, исковеркали
и оставили лежать его дрожа.
Точно так же в полуночном зеркале
видится мне детская душа.
Представь, что ты в огромном туалете
Представь, что ты в огромном туалете:
повсюду блеск, гирлянды и огни,
и Солнышко в окошко тихо светит,
и зяблики щебечут о любви, —
но ты один; стоишь, переминаясь,
и чужд тебе сортирный маскарад:
пусть пляшет полотенце всем на зависть
одну из самых светлых сарабанд,
пусть ёршик унитазный притворился
одним из первоклассных скрипачей,
пусть в танце сумасшедшем закружился
рулон бумаги, пусть звенит ручей
из носа ослепительного крана,
пускай поднялся самый унитаз! —
ты ясно видишь: радоваться рано, —
и синяя тоска течёт из глаз,
и падает в огромном туалете
на доискра натёртый изразец,
и Солнышко в окошко тихо светит,
и песню о любви поёт скворец,
но в ней звенят не радости, а муки,
и ясно проговаривает пасть:
«Мы любим князя Мышкина друг в друге,
но верх берёт рогожинская страсть».
Поэт в туалете
Зашёл в туалет поэт.
Включил в туалете свет.
И думает вдруг поэт:
«Зачем в туалете свет?»
И руку ко лбу поэт.
И сел, опустив глаза…
Души вдохновенный свет
безжалостно угасал.
Не в силах понять, поэт
пытался ещё рассуждать:
зачем в туалете свет,
когда в нём положено… срaть?!
И этот нескромный вопрос
поэта сразил наповал:
поэт к унитазу прирос
и больше уже не вставал.
Ум подёрнут дымкой ностальгии…
Ум подёрнут дымкой ностальгии,
сердце окружил солёный шёлк.
Люди – все хорошие такие.
В каждого небесный свет сошёл.
Таракан, раздавленный безверно,
в мышеловке высохшая мышь —
это наши ангелы, наверно.
Что же Ты всё видишь и молчишь?
Детям, непонятливо жестоким,
нужен порицатель красоты,
нужен прорицатель их тревоги,
нужен идеально чистый дым.
Мясо размозжая по тарелке,
вилкой отправляя в рот кусок,
чувствами размениваясь мелкими
(мельче, чем Бурёнка или Бог),
парочка господ в лощёных фраках
сделку заключили с Сатаной.
Где-то за окном скулит собака,
лапой роя камень мостовой.
Роет и скулит – пропал хозяин.
В воздухе лишь тень его духов.
Чёрные ветра не показали,
что есть жизнь и кто ты в ней таков.
Белый ветер бросит паутину:
хочешь всё познать – так размотай.
Память ностальгия заслонила…
Где-то во дворе сгорел сарай.
Там, на пепелище, прах лопаты
должен превратить ты в черенок;
с лезвием, горячим и помятым,
должен совладать, как раньше мог.
Лишь тогда до правды докопаешь,
сбросишь пелену, увидишь мир:
«…вот Паук, его уже ты знаешь,
мы ему приходимся детьми…
Дети непонятливо жестоки —
должен их учитель