прошел прямо в кабинет и лег на диван.
Спустя несколько минут к нему заглянул лакей и нерешительно спросил:
– Будете ужинать?
Рогожин скорчил гримасу и чуть слышно пробормотал:
– Нет, приготовьте мне постель.
– Постель готова.
Рогожин встал с дивана и пошел в спальню. Лакей хотел было помочь ему раздеться, но Рогожин грубо отстранил его и капризно закричал, чего раньше никогда не случалось с ним:
– Не лезьте, пожалуйста, с вашими услугами, когда их от вас не требуют!
Лакей весь вспыхнул и хотел было выйти из спальни.
– Куда вы?! – снова капризно закричал Рогожин. Лакей повернул к нему бритое лицо, искаженное неожиданной и ничем не заслуженной обидой. Он служил у Павла Ильича Рогожина уже несколько лет, был искренне и бескорыстно предан ему и сумел добиться к себе уважения. Рогожин всегда был вежлив и корректен с ним, позволял ему пользоваться своей библиотекой, не раз советовал прочитать ту или другую книгу и нередко вступал в разговор по поводу прочитанного.
И жадно стремящийся к развитию и знанию, втайне мечтающий о равноправии всех людей, лакей ценил такое отношение к себе со стороны Рогожина, дорожил им и всеми силами старался не дать какого-либо повода к нарушению установившихся отношений.
– Откупорьте бутылку Нюи и принесите мне сюда! – сказал Рогожин.
Лакей склонил голову и вышел из спальни. Через несколько минут он принес на подносе бутылку вина и стакан, поставил их на ночной столик перед кроватью Рогожина и в нерешительности остановился в ожидании дальнейших приказаний.
Рогожин стыдливо, исподлобья взглянул на лакея и пробормотал:
– Можете идти и ложиться спать. Мне больше ничего от вас не нужно. За мою грубость прошу простить меня. Я расстроен и плохо владею собой.
Лакей хотел что-то ответить, но не смог. И, стиснув зубы, порывисто вышел из спальни.
Рогожин налил вина и залпом опорожнил стакан. Душистая виноградная влага горячей струей разлилась по всему телу и ударила в голову. Терзавшая ум и сердце дикая животная страсть как бы утихла, дразнящий, чарующий призрак Лили с глубокими, как бездна, черными, как ночь, манящими глазами, пунцово-кровавыми, как у вампира, губами потускнел. С тела банкира словно спали цепи, которыми он был прикован к этой женщине.
Рогожин облегченно вздохнул и, налив в стакан еще вина, сделал несколько глотков.
И вдруг дикая, животная страсть к Лили снова захватила его, как приступ лихорадки. Сердце его заныло, затрепетало, и по всему телу пробежала такая истома, что Рогожин заскрежетал зубами и в отчаянии и страхе приподнялся на постели. Взгляд его широко раскрытых глаз сделался безумным. Воспоминание о Лили жгло его, как огнем, и вызывало неудержимое желание ее объятий и ласк, теплоты и близости ее тела, обладания этим телом и забвения в экстазе страсти всей окружающей монотонной и скучной жизни. Рогожин снова был во власти могучего