повторила мать, отодвигая занавеску в дверном проеме и неторопливо выходя из спальни, с трудом неся свое грузное тело.
– Что? – сухо переспросила Ольга, отогнав надоедливую жирную муху со стола, даже не пытаясь сделать заинтересованный вид. Доносящаяся из динамика песня про стены древнего кремля и без того делала этот разговор излишне бравурным.
Стоящая у стены полная женщина с резкими чертами жесткого, обрюзгшего, морщинистого лица и слипшимися седыми волосами, одетая в плохо сидящий зеленый засаленный халат, громко и протяжно вздохнула,
– Отец совсем плохой.
В тусклом свете подвешенной под потолком лампы без какого-либо абажура, недовольно опущенные вниз края тонких губ женщины, будто бы доставали до самого подбородка, вертикальными складками разрезая нижнюю часть лица на несколько долей.
Ольга равнодушно пожала плечами, зачерпывая ложкой очередную порцию борща. Взяв с клеенчатой скатерти кусок хлеба, она, молча, продолжила есть, тщательно пережевывая пищу. Никак при этом, не выражая свое отношение к услышанному. Сказанное не являлось для нее новостью уже давно. Отец был плохой около года. Последние три месяца он даже не вставал с кровати, непрестанно требуя к себе все большего внимания и заботы, которых, по мнению Ольги совершенно не заслуживал.
Каких-либо особо теплых чувств к этому человеку, называвшемуся ее отцом, она никогда не испытывала. При всем желании не находя ничего общего между собой и лежащим в соседней комнате усохшим от онкологии, невысоким, жилистым мужчиной, однажды подарившим ей ничем не примечательные отчество и фамилию. Его ввалившиеся желтоватые глаза, со скрывающимися в них болью и злобой, которыми он постоянно на нее пялился, стоило ей только посетить его комнату, оставляли ее полностью безучастной. Все чего она хотела на данный момент, это побыстрее избавиться от тех проблем, которые он доставлял.
Отодвинув пустую тарелку, Ольга взяла чашку со светлым, слабо заваренным чаем, размешала ложкой оставшийся на дне сахар и невозмутимо посмотрела на мать. Отметив про себя, что та плохо скрывает волнение, теребя в руках носовой платок, явно собираясь с силами, чтобы сказать что-то неприятное.
Черствость Ольги по отношению к отцу объяснялась просто – сколько Ольга себя помнила, отец постоянно пил. Это была единственная страсть в его жизни, которой он посвятил себя всего без остатка, не жалея ни заработанных в колхозе денег, ни выращенных на огороде продуктов, ни вещей, которые он непрестанно выносил из дома, обменивая на алкоголь. Однажды весной он так унес громоздкий черно-белый телевизор, оставив семью на долгие месяцы с радиоприемником в качестве единственного средства развлечения. Причем все его пьянки имели одно обязательное свойство – неминуемо заканчиваться скандалами с избиением домочадцев. А когда денег на выпивку не находилось, побои становились только злей. В этих случаях, забываясь от ярости, он бил мать по всему телу, руками и ногами, стараясь причинить ей максимальную боль. Для детей, в подобных ситуациях, он снимал с пояса ремень с тяжелой