был болезненный удар. Вспомнились другие слова Рамеша – о том, что Салони считает ее хуже себя. О том, что Салони называет ее уродиной. О том, что друзья должны желать друг другу добра.
– Салони… – нарушила молчание Гита. – Ты в него… втрескалась?
Ни деликатности, ни актерских способностей Салони, в отличие от Рамеша, не проявила. Она расхохоталась. А Гита мгновенно перешла из ее команды в команду Рамеша. И хотя недавно заявление жениха вызвало у нее такую же реакцию и она с трудом сдержала тогда смех при мысли о том, что Салони – богиня, а Рамеш – простой смертный, сейчас, когда подруга доказала очевидность этого факта своим очаровательным и вместе с тем жестоким смехом, у Гиты внезапно возник новый вопрос: что Салони думает о ней на самом деле?
– Какая прелесть, – выдавила Салони. – Ну прелесть же! – И закашлялась. – Нет, Гита, что за ерунда? Я его в этом смысле вообще не рассматривала.
– Потому что он недостаточно хорош? – прищурилась Гита.
Салони пожала плечами:
– Ну да.
Обида тотчас уступила место гневу:
– Потому что ты такая распрекрасная? Красота не вечна, Салони! Когда-нибудь ты станешь старой, седой и морщинистой. А может, даже лысой! И толстой! И в любом случае, мы обе знаем, что тебе никак не удается выйти замуж, несмотря ни на что! И не важно, плох для тебя Рамеш или хорош, он все равно тебе не достанется, потому что он хочет меня!
Салони озадаченно моргнула.
– Вообще-то, – тихо произнесла она, – я имела в виду, что он недостаточно хорош для тебя.
Возможно, это была чистая правда, а может, и нет. Так или иначе, это больше не имело значения. Было слишком поздно для объяснений – Салони уже посмеялась над ней, и теперь, что бы она ни сказала, Гита воспринимала это как намеренную и не слишком умную попытку оправдаться.
– Ты был прав, – чуть позже рыдала Гита, пока Рамеш гладил ее по руке. – Она мне больше не подруга. И наверное, никогда не была!
– Ты ошибалась на ее счет.
– Да!
Он резко сжал ее руку:
– Скажи это вслух.
Гита взглянула на него сквозь слезы:
– Я же только что сказала.
– Скажи четко и ясно. Ты передо мной виновата, потому что заставила почувствовать себя дураком, хотя я был прав – все это время Салони оставалась нашей проблемой.
– Мне так жаль, я не должна была заставлять тебя чувствовать себя дураком.
Его пальцы расслабились, прикосновения снова стали ласковыми, и под ними кожа Гиты покрылась мурашками, несмотря на тепло его ладони и жару в комнате.
– Скажи: «Ты был прав, я не права, прошу у тебя прощения».
Поскольку это были всего лишь слова, поскольку проще казалось подчиниться, чем возражать, поскольку в тот день она и так уже слишком много потеряла, Гита сказала:
– Ты был прав, я не права, прошу у тебя прощения.
5
Следующим вечером Фарах поднялась на две бетонные ступеньки крыльца Гиты с гордой улыбкой. В деревенских храмах настало время вечерних