получить то, чего требуют, то по крайней мере могут «сделать заявление», убив свои жертвы.
Проблема своекорыстной предвзятости в высказываниях социальных агентов о своих намерениях является серьезной, но все-таки преодолимой. Можно выйти из положения простым путем, рассмотрев объективные интересы агента и заключив, что в отсутствие убедительных доказательств в пользу обратного они совпадают с его субъективной мотивацией, независимо от того, что он о них говорит. И наоборот, можно идентифицировать реальные последствия его действия и заключить, что в отсутствие убедительных доказательств в пользу обратного они соответствуют исходному намерению. (К обсуждавшемуся выше выбору в пользу более высокого уровня образования применимы обе идеи.) Однако тот факт, что существует две подобные процедуры для переноса бремени доказательства, подсказывает, что ни одна из них неприемлема. И объективные интересы, и реальные последствия могут подсказать полезные гипотезы, касающиеся субъективных мотивов, но ни одна из процедур не обладает презумпцией в свою пользу.
Историки и специалисты по социальным наукам разработали другие подходы к этой проблеме, которые (в особенности при совместном применении) позволяют делать надежные заключения. Один подход заключается в том, чтобы обойти заявления, сделанные на публике, и обратиться к заявлением, которые с меньшей вероятностью могут быть мотивированы желанием ввести в заблуждение. Письма, дневники, переданные разговоры, черновики могут в данном случае послужить бесценным источником. Из их писем женам мы знаем, что некоторые делегаты Национального учредительного собрания Франции в 1789 году голосовали против двухпалатной системы и королевского права вето, потому что полагали, что в противном случае их жизнь может оказаться в опасности. На самих заседаниях они оправдывали свой поступок, апеллируя к общественным интересам. Пытаясь выяснить мотивации, стоявшие за резней в Варфоломеевскую ночь 1572 года, историки сочли полезным отложить предвзятые отчеты о событиях, данные их участниками, и полагаться на сообщения иностранных дипломатов, которые были заинтересованы в достоверном изложении событий. В Англии XIX столетия заявления, сделанные на смертном одре, не подпадали под действие правил, касавшихся свидетельств, основанных на слухах. Первая редакция того или иного документа может рассказать об убеждениях и мотивах его автора больше, чем опубликованная позднее работа. Так, полезно сравнить черновики «Гражданской войны во Франции» Карла Маркса или его письмо Вере Засулич с официальными версиями.
Помимо этого может существовать разительный контраст между тем, что агенты говорят на публике, и тем, что они говорят за закрытыми дверями. Хотя опубликованные дебаты Национального собрания 1789–1791 годов совершенно очаровательны, но совместное действие двух факторов делает их не слишком надежным источником сведений о ментальных состояниях. С одной стороны, обстановка