Рассказы из старой тетрадки. Такие истории случались с каждым. Только вы их не замечали…
с детства, игра в минуту волнения и замешательства – смотрел на стол у изголовья дивана, на котором почти неподвижно лежал брат. На столе был беспорядок-не-трогай-ничего, как говорил его брат. Это был его беспорядок, в котором он жил, и ему было в нем удобно и безопасно. Мелькнул зеленый, советской поры том Мопассана, остальные стояли на полке с одним провалом, местом вынутого тома с чернотой, как от выпавшего зуба, танцующий Будда и гипсовый Пушкин.
Нина вернулась.
– Оставь его. Ты же знаешь, если он решил – бесполезно.
– Прикажешь так его бросить?
Ничего хуже нет говорить о присутствующем человеке в третьем лице, словно его уже нет.
Нина села на диван в ногах у мужа и погладила его по руке, неподвижной и почти неживой. Она чувствовала, понимала, что с ним происходит. Он умирал болезненно, безнадежно и не хотел прерывать этот необратимый процесс. Он лежал, укутанный тихим ужасом.
– Приходи завтра. Я позвоню тебе.
Олег как-то сник, опустил плечи и медленно, будто это он, а не брат был тяжело болен, встал, и через минуту его уже не было.
Он ехал домой, не думая ни о чем: ни о брате, ни о его, Олега, тщетных усилиях что-то предпринять, в состоянии почти медитативной отрешенности. По полузнакомой дороге – он редко бывал у брата до последнего времени – доехал домой. На встревоженный вопрос Катьки коротко ответил: «Плохо», мельком увидел сына в проеме двери, ничего ему не сказал, заперся у себя в комнате.
Уже на подъезде к дому он почувствовал в себе и признался в том, что ему глубоко насрать на то, что происходит с его братом, что переживает и чувствует Нина. Насрать! Он ничего не чувствует и ничего не хочет чувствовать. «Я не хочу на это тратить свое время и свои эмоции».
Он заперся у себя в комнате, оживил комп, надел наушники и стал заниматься привычным для себя делом. Катька иногда заглядывала к нему и видела, что он что-то бормочет вполголоса и строчит свои коды, она в этом не разбиралась, но знала, что Олега лучше не трогать, пока он сам не отвалится от компа и не придет за едой или по другой какой нужде.
Примерно часа через три Олег удовлетворенно откинулся в кресле, закурил, чего он не делал почти никогда, нарушая самому себе данный запрет, и что означало крайнее возбуждение происходящим. Он выкурил неспешно сигарету, не найдя, обо что ее затушить, выбросил окурок в форточку и снова сел в кресло. Включил программу, которую написал в эти часы.
– Привет, – сказал компьютер проникновенным низким голосом Олега.
– Привет, – сказал сам Олег в ответ.
– Ну, как дела, как Серега? – спросил компьютер.
Олег был доволен. Он тестировал разные повороты разговора. Программа умно находила подходящие фразы и бесшумно, без стыков их соединяла каждый раз в новые сочетания, так, что не было заметно, что они каждый раз собираются как конструктор. Речь компьютерного Олега была построена из коротких фраз, и это было удобно, чтобы делать довольно длинные конструкции