позже. Серафим, так случилось, со второго курса в научном плане занимался оппозиционерами в Российской империи, точнее, морально-правовой основой их деятельности. Придя в назначенный ему отдел, он понял, что проблема с тех пор если и претерпела изменения, то лишь в техническом плане: методами контроля за подопечными да способами распространения ими информации. В остальном борцы с режимом думали так же и мечтали о том же, укладываясь за редким исключением в нехитрую троицу: обличить, взбунтовать, развалить.
Уже через месяц кабинетной работы Серафим был опробован «в полях» и хорошо себя зарекомендовал. Фан был одним из тех, кого вел Серафим. В последнее время шеф позволил сконцентрироваться на нем всецело, естественно, требуя конкретного результата. Его пока не было. Хотя написал и наговорил Фан уже на три-четыре статьи УК, по рекомендации Серафима, его не брали. Он чувствовал за ним нечто большее, чем просто болтовню. На доказательство «интуиций» шеф, скептически ухмыльнувшись, дал три месяца, которые через неделю заканчивались, а ничего существенного, кроме догадок, у Серафима не накопилось. Уже месяц он не просто отслеживает весь исходящий от Фана контент, но и в буквальном смысле висит у него на хвосте, везде и всюду шляясь за ним по городу, но пока все те же статьи и никаких реально угрожающих государству дел. Камеры, микрофоны и маячки, установленные в период посещения Фаном давно отсиживающихся в Юрмале родителей, пока ничего сверх соцсетей и телефонного трафика не дали. Объект стало удобнее контролировать и только. Связи Фана с коллегами по ремеслу отслежены до седьмого колена, но все это только слова и слова, перекладывание известных с императорских времен истин из пустого в порожнее.
Всю эту протестующую публику Серафим еще в студенчестве не для диплома, конечно, обозначил как «говноядцы», набросав казавшийся поначалу шуточным катехизис, к которому периодически до сего дня возвращается, правя написанное и добавляя новое. Неизвестно, зачем. Рукопись, учитывая его статус, явно в стол. Вот и сейчас до начала наружки, на коротких перегонах от Маяковки до Театральной и от Охотного ряда до Красных ворот, Серафим вычитывает текст, который вряд ли когда опубликуют.
КАТЕХИЗИС ГОВНОЯДЦЕВ,
ПОЧИТАЮЩИХ БЛАЖЕННОГО
АЛЕКСЕЯ ПОМОЙНОЕВЕДРОВЫГРЕБНУЮЯМУ.
СПИСОК СЕРАФИМА ГЛЕБОВА, РАБА ЭТОЙ СТРАНЫ.
1. Во всем виноват Старик.
2. Еще лысый труп, что на Ред сквер.
3. Еще все эти, мать их, земли, захваченные прежде и захватываемые теперь, соединяемые в одно целое поколениями, которые никак не могут наконец успокоиться и стать такими, как все, то есть просто людьми, а не Этими.
4. Говноядец – человек совести. Особой, присущей только ему двойной совести. Он круглосуточно ищет говно, но исключительно в Этой стране и нигде кроме, так как по глубокому его убеждению только Этой стране говно присуще как сущностный, изначальный субстрат.
5.