Самаэль! Не гневи!
Если считаешь меня ты ничтожеством,
вместе не быть нам. Уйди!
– Ну не сердись! – она молвила ласково.
Юноши лик нежным стал.
И изменился. И сочными красками
девичий лик заиграл.
И поцелуй жаркий бабочкой огненной
вспыхнул, скрепив их союз.
Лиль, лилиту и лилу в страхе дрогнули:
легкость сменил смерти груз.
Троица девушку спешно покинула,
ангела Смерти боясь.
Дымно растекся туман над могилами,
заколыхался клубясь.
И сквозь него проросли стебли длинные,
и распустились цветы –
благоуханные белые лилии –
лики иной красоты.
– Ах, как прекрасно, покойно и сладостно!
Мир светом лунным залит.
– И ты свободна! И жить будешь в радости.
Я нарекаю: Лилит.
И Самаэль бросил девушку в лилии.
Пала на спину, смеясь.
Руки раскрыла…. Он скрыл ее крыльями…
Плоти бесполая связь.
Утро вызрело. Розовой розой
засиял озаренный восток.
И Лилит ощутила угрозу,
солнце жгло, будто молнии ток.
Наказал ее бог – жить лишь ночью
и бояться днем в мир выходить.
Ослепление ей напророчил,
если будет в глаза ей светить
злое солнце.
Она свято веря,
не нарушив ни разу запрет,
закрывала днем окна и двери.
Только лунный впускала в дом свет.
– Самаэль, мне пора. Убегаю!
– Но куда ты? Мы вместе теперь.
– Мне на солнце нельзя, я сгораю,
я ослепну.… Уж ты мне поверь!
И Лилит соскочила с измятых
белых лилий. Поплыл аромат.
И восход распахнулся крылато,
зацепился за край солнца взгляд.
И Лилит замерла, задохнувшись
от восторга, и страхи забыв.
Новый день поднимался, проснувшись,
в ореоле лучей золотых.
Солнце встало. Цвет неба менялся:
бледно-розовый стал голубым.
Легкой дымкой туман испарялся,
блеск росы был искристым, живым.
Белых лилий холодную свежесть
осыпала алмазная пыль.
Посмотрела Лилит вдаль с надеждой,
прошептала:
– Мы где, Самаэль?
Это рай?
Отвела она крылья,
убирая покров от лица.
Отшатнулась.
На ложе из лилий
незнакомец сиял как звезда.
– Кто ты?! – вскрикнула и отскочила.
Он приблизился, крылья сложил.
Подняла Лилит платье с могилы.
Но он вырвал его.
– Не спеши!
Ты прекрасна! Зачем одеваться?
Твое тело как солнечный свет,
блещут волосы шелковым глянцем,
и лучами облит силуэт.
А глаза, как озера, прохладны,
но пьянят, словно вызревший хмель.
Губы сладостью манят…
– Не надо! Не целуй…
Знай: