ты что, никак и стопочку мне нальешь? – удивился Петруша, прекрасно помня, как Мария воинственно относилась к употреблению этого зелья.
– Ну, ведь ты теперь у меня настоящий мужик!
И только выпив, она вдруг озаботилась:
– Подожди-ка, а как же тебя домой-то отпустили? Не сбежал ли ты часом?
– Да ты что, мам! Нас на фронт отправляют. А сегодня наш эшелон с утра в Ключиках застрял. – Не переставая жевать, обстоятельно объяснял Петруша, – ну, я и попросил нашего лейтенанта: отпустите, мол, до дому. Мне тут всего ничего – три километра! Он сходил куда-то, узнал, что эшелон до завтрашнего вечера простоит, вот и отпустил. Он у нас, хоть и молодой, но душевный очень. Повезло мне с командиром. Только, говорит, чтобы утром, как штык, на месте был. Так что мама, у меня еще вечер и ночь есть.
– Ну, так давай я тебе постираю. – Засуетилась опять Мария.
– А если не высохнет? В мокром, что ли по морозу побегу?
– Так я на печке все и высушу до утра.
– Можно, – согласился Петруша, стягивая с себя гимнастерку. – Мам, ты там только солдатскую книжку из кармана вынь.
– Выну, выну, сынок. Ты ешь, ешь, давай, вон как изголодался. Кормят, что ли, плохо?
– Не, кормят хорошо. Просто по домашнему соскучился.
– Эх, кабы знать, так я сегодня и пироги бы затеяла. На вот тебе одежу. Тут все чистое, глаженное, тебя дожидается.
Пока Петруша, переодевшись, с аппетитом уминал немудреный ужин, Мария налаживала стирку.
– Ох, сынок, да ты никак курить начал! – ахнула она, вытаскивая из кармана гимнастерки пачку папирос.
– Мам, ну чего ты? Что я, маленький что ли? – засмущался Петруша.
– Ладно, ладно, сынок. Это я так, по привычке. Вы для меня всегда маленькими будете. А это что? – Мария держала в руках маленький девичий платочек, обвязанный кружевами. – Никак от Клавдии Зацепиной платочек? – заулыбалась она.
– А ты откуда знаешь, что от Клавдии? – опешил Петруша от такого простого разрешения загадки.
– Чего ж тут знать-то? Первая рукодельница на селе. Только она и может вот так-то, стежок к стежку, – разглядывала Мария вышитое сердечко. – И где только выучилась? Ручки-то золотые, искусница, – любовалась Мария платочком. – Это когда ж она тебя одарила? Надо же, я помню, мы по молодости тоже приглянувшемуся парню платочки дарили. Девчатам в любви-то совестно признаваться, а платочек подаришь, вроде, как знак подашь, и все понятно становится.
– Мам, ну что ты выдумываешь? Ерунда какая-то: платочки, любовь… – совсем смутился Петруша.
– Ничего не ерунда, – заспорила Мария. – Не знаю уж, где как, но у нас на селе всегда так принято было. Да, – заулыбалась она чему-то, – я, между прочим, твоему отцу – Василию, тоже платочек в свое время дарила. Ой, сынок, спросить забыла. Про отца ничего не слыхал? Так ведь и нет от него ни одного письма.
– Нет, мам, ничего не слыхал. Где ж услышишь? Там народищу, в этой армии! Со всей страны понагнали. Со мной в экипаже